Личные мотивы

Ангелина Михайловна торопливо собрала на поднос чайник, чашки и все прочее, что полагается подавать в таких случаях, и направилась в комнату. Никакая сила теперь не заставит ее покинуть эти стены, пока следователь не уйдет. Она молча, стараясь быть как можно менее заметной, подала чай гостю и хозяину, на всякий случай не обделила и себя. Пусть только этот Торцов попробует выгнать человека, который мирно пьет чай и никому не мешает! Кстати, имя у него какое-то… странное. Вроде бы совершенно обыкновенное — Аркадий Николаевич Торцов, но что-то в этом имени смущало Ангелину Сорокину и заставляло невольно тревожиться.

— Нам нужно определить круг знакомых Кротовой, — говорил между тем следователь. — Вот почему я пришел к вам в первую очередь. Не осталось ли от нее каких-нибудь бумаг?

— Нет, — покачал головой Гусаров, — ничего не осталось.

— Вы не помните, в какой детский дом отправили ее сына? Может быть, вещи и документы были вместе с ним?

— Какой детский дом, вы что? — возмутился Лев Сергеевич. — Сашеньку мы с женой взяли к себе, оформили опеку.

— Вот как? — вздернул брови следователь Торцов. — Опеку? А почему не стали усыновлять?

— Из-за квартиры, — вздохнул Гусаров. — Если бы усыновили Сашу, то квартиру Ларисы сразу же отобрали бы. А при опеке квартира остается за ребенком, и по достижении совершеннолетия он имел право делать с ней что захочет: приватизировать, продать, обменять. Конечно, когда мы взяли Сашу к себе, никакой приватизации еще не было, и продавать квартиры было нельзя, можно было только жить в них и обменивать. Но мы с женой хотели, чтобы у мальчика была своя жилплощадь, когда он вырастет.

— Что ж, вполне понятно. А кто забирал вещи Кротовой после ее смерти? Родственники? Или вы с супругой?

Лев Сергеевич махнул рукой и сделал глоток из своей чашки.

— Да помилуйте, какие там вещи? И потом, знаете, мы, наоборот, старались никаких вещей из квартиры Ларисы не брать, чтобы ничто не напоминало ребенку о трагедии. Пусть вокруг него будет все новое, незнакомое, и пусть начнется новая жизнь, в которой не будет страшных воспоминаний. Вот так мы с женой рассуждали. Мы тогда даже одежду Сашке всю новую купили, и книжки, и игрушки, и альбомы, и карандаши, и краски.

— А мебель? — поинтересовался Торцов. — Мебель тоже не забирали?

— Нет, все продали по объявлению. И мебель, и ковер, и посуду, которая была поприличнее, — все продали и деньги на Сашино имя положили в сберкассу, а что совсем старое и негодящее было — дворникам отдали и уборщице из ЖЭКа, которая наш подъезд мыла.

— Ну а личные бумаги, документы? Они-то куда делись?

— Те бумаги, которые необходимы, мы оставили: свидетельство о смерти Ларисы, копию приговора, Сашино свидетельство о рождении, удостоверение на участок на кладбище, квитанционные книжки на оплату коммунальных услуг и телефона.

— А записная книжка Кротовой? Не помните, куда она делась?

— Так ее вроде и не было… — Лев Сергеевич задумчиво посмотрел в потолок, потом спохватился: — Нет, кажется, была. Точно, была, я помню, Люся, это моя жена, обзванивала знакомых Ларисы насчет похорон и поминок. А как она могла бы им звонить, если бы записной книжки не было? Значит, она была.

— Вот-вот, — встрепенулся следователь, — это очень важно. Много народу обзвонила ваша супруга?

— Ну, сколько человек она обзвонила — этого я не знаю, а только на похоронах и поминках человека три-четыре было, подружки Ларисины.

— Только подружки? — строго спросил Торцов. — А мужчины? Мужчины какие-нибудь были из числа знакомых Кротовой?

— Нет, насколько я помню, посторонних мужчин не было. Были только соседи из нашего дома, которые знали Ларису, сотрудники ЖЭКа, где она работала, да вот эти три-четыре девахи.

— Понятно. И куда потом делась эта записная книжка?

— Да кто ее знает? Наверное, Люся выбросила.

— Выбросила?

— Да, конечно. Она все личные вещи Ларисы выбросила, чтобы Сашка случайно не наткнулся.

Ангелина Михайловна сидела замерев, уткнув глаза в свою чашку, и боялась пропустить хоть слово. Вот и получены ответы на все вопросы. Конечно, это совсем не те ответы, которые нужны Максиму, он предпочел бы, чтобы то, что ему нужно, все-таки нашлось. Но теперь она знает совершенно точно, что этого нет. Если оно и было когда-то, то давно сгнило на помойке.

* * *

Ардаев вышел из подъезда, сел в свою машину, завел двигатель. Все оказалось даже проще, чем он предполагал. Давно надо было так поступить, а не ждать, пока эти неуклюжие Сорокины что-нибудь разузнают. Если полагаться на эту парочку, то ждать можно до морковкиного заговенья.