Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря

И вот десятого числа, пока Жанна неутомимо составляла планы и отдавала приказ за приказом, среди части ее военачальников возобновились прежние совещания, споры и словопрения.

В конце дня они собрались на очередной военный совет и, поджидая Жанну, обсуждали положение дел; в истории об этом не упоминается, но я был там и все расскажу, зная, что вы поверите мне, — я стараюсь не обманывать вашего доверия.

От имени робких выступил Готье де Брюсак. Но герцог Алансонский, Дюнуа, Ла Гир, адмирал Франции, маршал де Буссак и все действительно выдающиеся полководцы держали сторону Жанны.

Де Брюсак сказал, что положение серьезно; что Жаржо — первый пункт, который предстояло атаковать, — сильно укреплен и весь ощетинился пушками; а кроме пушек, там стоят семь тысяч лучших английских солдат под командой известного графа Суффолька и его двух неустрашимых братьев, де ла Полей. Предложение Жанны — взять такую крепость приступом — казалось де Брюсаку чрезмерно смелым; необходимо отговорить ее от этого и склонить к более безопасному образу действий — к правильной осаде. Ему казалось, что эта яростная новая манера — бросаться всей массой на неприступные каменные стены, наперекор всем установленным законам и обычаям войны, — что это…

Дальше ему говорить не дали. Ла Гир нетерпеливо тряхнул перьями на шлеме и прервал его:

— Клянусь Богом, она свое дело знает, и учить ее нечего!

Едва он это сказал, как уже вскочили на ноги герцог Алансонский, Дюнуа и полдюжины других, и все разом зашумели, грозя расправиться с каждым, кто осмелится, тайно или явно, не доверять главнокомандующему. А когда все высказались, Ла Гир заговорил снова:

— Есть такие, что не признают никаких перемен. Как бы ни менялась обстановка, им невдомек, что они должны перемениться, чтобы сообразоваться с ней. Они знают одну торную тропу, по которой ходили их отцы и деды, а потом и они сами. Если случится землетрясение и разверзнется земля и старая тропа будет вести в пропасть или в трясину, эти люди не догадаются проложить новую; они, как дураки, пойдут по старой — прямо к гибели. Поймите, что все у нас сейчас переменилось; и нашелся великий полководец, который увидел это своим зорким глазом. Нам нужны новые пути, — и тот же зоркий взгляд увидел, где они пролегают, и указал их нам. Нет, не было и не будет человека, который мог бы указать лучшие. Прежде было так: нас били, били и били — вот и получилось, что у войска пропала отвага и надежда. Разве с таким войском пойдешь на штурм каменных стен? С ним можно было только одно: засесть перед крепостью и ждать, брать противника измором, если удастся. А теперь совсем наоборот: теперь солдаты так и рвутся в бой, так и ярятся, так и горят. Что с ними делать? Присыпать костер, и пусть себе тлеет и угасает? А что предлагает Жанна д'Арк? Дать ему волю — да, волю, клянусь отцом небесным! — и пусть этот огненный вихрь сметет врага! Тем-то она и велика и мудра, что сразу поняла, какая произошла перемена и как ею надо воспользоваться. Вот почему она против того, чтобы сидеть и брать врага измором, чтобы выжидать да топтаться на месте, чтобы спать да дремать. Она хочет штурмовать, штурмовать и опять штурмовать! Штурмовать непрерывно! Загнать врага в нору, выпустить на него разъяренных французов и взять его штурмом! Это и мне по вкусу! Жаржо? А что такое Жаржо? Что значат башни и стены, что значит сильная артиллерия и семь тысяч отборных солдат? Нас ведет Жанна д'Арк! Клянусь славой Господней — участь Жаржо решена!

Вот как он за них взялся! Никто уже больше и не заикнулся о том, чтобы убеждать Жанну переменить тактику. После этого беседа потекла спокойно.

Скоро пришла Жанна, все поднялись и салютовали ей мечами, а она спросила, на чем они порешили. Ла Гир сказал:

— Все решено, начальник. Мы говорили о Жаржо. Некоторые считают, что нам его не взять.

Жанна засмеялась своим мелодичным смехом — веселым и беззаботным смехом, который звенел так радостно, что старики молодели, слыша его, — и сказала собранию:

— Не бойтесь; право же, бояться нечего. Мы смело пойдем на приступ, и вы увидите, что будет. — Потом она вдруг задумалась; должно быть, перед ее мысленным взором встал родной дом, потому что она сказала задумчиво и тихо: — Если б я не знала, что сам Господь ведет нас и дарует нам победу, я лучше пасла бы овец, чем глядела на все эти ужасы.

Вечером у нас состоялся прощальный ужин без посторонних — только личная свита Жанны и семья хозяина. Но Жанны с нами не было — город давал банкет в ее честь, и она торжественно отправилась туда со штабом; а колокола заливались, не умолкая, и иллюминация сверкала, как Млечный Путь.