Личный демон. Книга 1

А еще признай, что тебя обложили со всех сторон: по твоей квартире бродит родственник, одержимый ангелом, и сын, влюбленный в богиню, твое тело оккупировано демоном, с каждым днем ваши связи с непрошенными насельниками становятся крепче, ваше душевное и физическое здоровье все больше зависит от их благосклонности. И если они примутся помогать Анджею изобретать, Витьке — взрослеть, тебе… А чем эти паразиты могут помочь — вернее, заплатить — лично тебе, Катенька? Волшебным образом заживят твои шрамы, вырастят волосы на обожженном виске, чтоб не ходить тебе в платочке, будто закабаленной женщине Востока? Полно, да так ли это важно — привести в порядок внешность и со вздохом облегчения влиться в ряды ничем не примечательных теток «вокруг сорока» с их ничтожным существованием, из-за которого неприметные тетки вынуждены переживать любовные дела детей как свои собственные?

— Да-да, — закивала Апрель. — Вот потому-то мы и взяли в оборот твоих близких, Катя. Тебя же ничем не проймешь, ты прямо Диоген какой-то. Ни красоты, ни молодости, ни карьеры, ни богатства, ничего не жаждешь. Вроде бы оно всё тебе необходимо, но ради получения этого «необходимого» ты и пальцем не шевельнешь. С вами, людьми, всегда так: сперва кажется, будто вы жадные и доверчивые, а как начнешь вас в нужном направлении подталкивать, то оказывается, вы главным образом неподъемные.

Катерина расхохоталась, представив, сколько у богов и демонов проблем с людьми, которым на деле требуется одно — чтобы их поменьше подталкивали в нужном направлении…

Отсмеявшись, Катерина позвала незваных гостей к столу. Пусть уж садятся есть, не дожидаясь Виктора. Семейный обед, обильный и скучный — лучшее средство усмирить разбушевавшуюся действительность. Разливание супа, пластание мяса и хлеба, подношение соли и перца — вся эта умиротворяющая возня разбодяжит нестерпимый ужас до хмурого равнодушия. Не раз и не два семейный обед останавливал начинающийся скандал и оттягивал крах ее с Игорем отношений. Несколько лет их умирающий брак жил на Катиной стряпне, словно на сильнодействующих лекарствах. Огненные трещины ссор остывали, превращаясь в пропасти непонимания, тухло пованивало изменой, земля горела под ногами, но не проваливалась — а все благодаря объединяющей силе первого, второго и компота.

Недаром «преломить хлеб» когда-то означало «помириться». Устаревшие эманации мира и благоденствия, витающие над накрытым столом, не исчезли и в наши дни, когда поесть с врагом значит всего лишь поесть с врагом. Чинно рассевшись по обшарпанному диванчику с дурацким названием «уголок», ангел, бог и человек сосредоточенно уминали крепко наперченное лобио, как будто это было основной целью встречи. Даже Наама, сидя не под, а на столе, заглатывала порезанную ломтиками печенку, по-кошачьи воровато нагнув голову, и выглядела обычной, хоть и сильно балованной кошкой.

И тут пришел Виктор.

Когда в проеме возник силуэт сына, вдруг показавшийся Катерине незнакомым, чересчур широкоплечим и сутулым, сердце екнуло: вот оно, объяснение начистоту, день за днем откладываемое и безнадежно опоздавшее. Если что и нужно делать вовремя, так это причинять боль. Чем дольше с этим тянешь, тем больше потеряешь.

— Здрассьте, — как-то брезгливо произнес Виктор и обвел присутствующих взглядом, который у вчерашних подростков считается насмешливо-презрительным, но, как правило, выглядит недоуменно-обиженным. — Интересные у нас тут котики водятся. Что эта, — и Витькин палец уперся в Нааму, — что этот! — и Виктор ногой выпихнул на середину кухни Тайгерма. Котяра невозмутимо шлепнулся на объемистый зад, облизал мощную лапу и провел ею между ушей жестом, каким мужчины поправляют прическу.

— Зачем? — в упор глядя на главного демона, спросила Апрель.

Катя зажмурилось и покачала головой, доподлинно зная, что теперь будет. Скандал. Витька не удержится от попреков в адрес Апрель, потому как задет за живое и уязвлен глубо́ко.

Будем реалистами: вовсе не мать он надеялся вычеркнуть из списка подозреваемых. Летай Катерина на помеле каждую ночь и дои чужих коров через опояску, Виктор бы и глазом не моргнул: может, это… как ее? Менопауза! Пришелец из дальних краев, дядя Андрей, он же Анджей, он же Дрюня, он же Цапфуэль, мог рогами двери открывать и вниз головой на потолке спать: пришельцам — им по статусу положено. Не говоря уж о приблудной шерстистой живности. Но женщина, с которой Витька завел свой первый взрослый роман, обязана оставаться непричастной заговорам мелких и крупных бесов. Потому что Виктор и только Виктор должен был стать единственной причиной ее благосклонности. Конкурировать — даже со спасением мира — мужчина не любит. И что ж это получается? Что его соблазнили и окрутили не ради него самого, а с дальним и кривым прицелом, рассчитывая через Витькину любовь дотянуться до его мамаши?