Личный дневник моей фиктивной жены

— Вряд ли. За ним кто-то стоит. Твой зам очень мутную историю рассказал про своего отца, который вроде как преступник и даже зарезал его мать, а теперь откинулся из тюрьмы и со своей новой бабой оккупировал квартиру Олега… Ой не верю я ни единому слову. Я с ним потом встречался в кафе, беседовал, он врёт и не краснеет. А что Вишний насочинял про Анастасию?

— Эммм… Дело осталось за малым? Выйти через Вишню на мстителя? Пакуем? А где твои сослуживицы?

— Меньше знаешь — крепче спишь. Садись в машину. — И Илларион почему-то указал рукой в сторону машины скорой помощи, где лежал связанный водитель Герасим.

— Мы поедем на этом?

— Тебе не нравится транспорт? По-моему, оригинальный. А ты думал отсюда свалить на моей машине, чтобы твой мститель нас вычислил в два счета?

— Аааа, ну да.

Ларри одной рукой с лёгкостью закинул Вишню в машину рядом с Герасимом, и мы с ним покинули наконец-то больницу. Я тупо смотрел в окно: в зимних сумерках мелькали спешащие по своим делам люди, сигналящие друг другу во след машины многоголосой вереницей растянулись в пробке, старинные, монументальные здания выстроились гордо по сторонам улиц вперемешку с новым, вычурными Торговыми центрами и громадными небоскрёбами, больше похожими на игрушечные домики из лего. Москва пестрела украшенными ёлками и искрила огнями гирлянд, все предвкушали наступление Нового года, кроме меня. Я с содроганием вспомнил, что Лёвушкин что-то говорил про обнаруженное рыбаками тело Вероники. Сама мысль об этом казалась мне омерзительной, а нарыв на моей душе начинал болеть сильнее, чем рана от ножа мстителя.

— Про тело Вероники… это правда? Мне надо её опознать?

— Мы с Миленой подумали-подумали и решили тебя не травмировать, тело обезображено, поэтому обойдёмся генетической дактилоскопией.

— Ясно.

— Что тебе ясно? Другой бы на твоём месте впечатлился от услышанного словосочетания и спросил, что это за процедура?

— Каждый находится на своём месте. Вы выполняете свою работу, вот и выполняйте, меня пожалуйста избавьте от подробностей.

— Эко ты, дружок, захандрил. Наоборот, глядишь, мы подтвердим, что тело утопленницы принадлежит твоей Веронике, и тебе поспокойнее станет.

— Поспокойнее? Лёвушкин, ты совсем оскотинился со своей работой в органах.

— Могу тебе сопельки подтереть, а то расхныкался как девчонка. Все мы будем на том свете, чего ты драматизируешь? Сам жене направо и налево изменял, шпынял девчонку своим брачным договором, а как не стало её, так пытаешься других разжалобить. Ты Нику пожалей, как она мучилась, спасая тебя, а не себя любимого.

— Ты какого…меня лечишь? — Я оторвался от окна и вцепился взглядом в майора.

— Слава Богу, вернулся. А я гляжу, ты куда-то ушёл в себя, растормошить тебя хотел.

— Зря, мне в себе было очень хорошо, а здесь я себя ощущаю паршиво, мерзко. Я убил свою жену и сына.

— Эй, ты грех-то на душу не бери, в убийцы он записался. Погоди, какой сын? — Илларион не скрывал удивления и сбавил скорость, будто это могло помочь мне начать быстрее соображать и внятнее говорить.

— Вероника была беременна и потеряла ребёнка.

— Потеряла ребёнка? Ты же говорил, что у неё нормально протекала беременность?

— Я говорил? Когда?

— Оооо, старик, да тебя походу перекачали таблетками и капельницами, совсем память отшибло.

— Блин, я реально не помню.

— Тебе Олег сказал о беременности Вероники, когда ты ко мне ехал с подозрениями о Марго.

Я на минуту завис, расстроился пуще прежнего, потому что Илларион помнил, что надо, а у меня…случился большой пробел в памяти.

— А чего случилось-то? Не прижился плод?

— Моя любовница на неё набросилась, ударила, и это навредило малышу.

— Во дела. Не вини себя, со всеми бывает.

— Со всеми, может, и бывает, а со мной что-то постоянно случается. Чувствую себя проклятым.

— Не гневи Бога, не люблю я про проклятия разговоры бесовские, хотя по службе всякого насмотрелся. У тебя, конечно, что ни история, то чисто триллер. Но ты просто какой-то нефартовый.

— Куда мы едем? — Я обнаружил, что городской пейзаж за окном сменился на некую лесополосу.

— Сюрприз.

В реанимоболе за нами с Илларионом послышался шум, что-то грохнулось, затем до нас донёсся отборный мат.

— Твари! Да я вас! Да я не при делах, мамой клянусь! Выпустите меня! — Вишня надрывал глотку. Лёвушкин грозно постучал по стенке и ответил моему заму.

— Угомонись там, доедем до места, выпустим тебя, отдохни пока, нарушитель порядка.