— Что же ты Нике не давал быть живой и слабой со своим дурацким брачным договором? Знаешь, почему моё настроение рядом с тобой постоянно меняется? Потому что, если бы не пункты твоего verdammt брачного договора, то Ника бы пришла к тебе за помощью! И мы сейчас не поминали её!
Марго не на шутку разозлилась, испепелив меня взглядом сквозь свои солнцезащитные очки, она убежала с поминок, при этом мощно хлопнув входной дверью.
— Алексей, как это тебе удалось нашу рыжую бестию до слёз довести?
— Илларион, до каких там слёз? Наша фрау опять на меня наорала, у неё привычка что ли?
— Серьёзно говорю, Маргарита пронеслась мимо меня, вся в рыданиях.
— Поделом ей. Тоже мне нашлась Бог и судья в одном лице.
Мой Лёвушкин-друг нахмурился и вновь стал Лёвушкиным-майором, серьёзным стражем порядка. Взгляд его то ли серо-голубых глаз, то ли тёмно-карих стал глубоким, тяжёлым. Я так и не понял, какого они истинного цвета, так как цвет глаз Иллариона менялся в зависимости от освещения и цвета его одежды. Он негодующе вздёрнул свой острый подбородок, задумчиво потёр высокий лоб и напряжённо сжал изящные, красивые губы так, что они отвратительно побелели.
— Алексей, я всё понимаю. У меня самого не сложились отношения с Маргаритой с первого дня знакомства, точнее у неё со мной. Но фрау Ротенберг — женщина. Одинокая женщина в чужой стране. Тем более, если ты помнишь, она находится под программой по защите свидетелей.
— Илларион, а чего её защищать? Она сама, кого хочешь, доведёт или угробит. Знаешь, я человек тактичный и деловой и рамки в общении не перехожу, по личностям чужим не прохожусь. Но и терпение у меня не ангельское. Почему я должен был все похороны терпеть выходки Маргариты Эдуардовны?
— Никто никому ничего не должен. Но ты мог, хотя бы потому, что она стояла там под дулом пистолета.
— И что ты мне предлагаешь, побежать за ней и на коленях молить о прощении?
— Нет, не надо драматизировать. Её охраняют специальные сотрудники органов внутренних дел. Но пожалуйста найди с ней общий язык или хотя бы соблюдай нейтралитет. Ты же — мужчина, вот и руководствуйся холодным разумом. А Маргарита — женщина, у неё всегда эмоции будут брать верх.
— Постараюсь. У тебя как с расписанием? Я хочу завтра поехать в «Вареничную», побеседовать с официанткой Милой, камеры бы в кафе проверить, если, конечно, опять записи не подчистили. И я бы на реку съездил, своим взглядом окинул место преступления.
— В «Вареничную» можно. А вот к реке сам съезди, координаты точного места дам, я там уже всё исследовал вдоль и поперёк. Может, и тебе не стоит на реку ехать, раны бередить? А то ты сейчас в таком эмоциональном раздрае, ещё себе на реке нафантазируешь на беду?
— Наша полиция — нас бережёт! Ничего, батенька, эко, я уже не мальчик, смогу унять свои фантазии.
— Всё шутить, барин, изволите!
— Да, без шуток так и правда до психушки недалеко. Мне туда, кстати, уже драгоценная Маргарита Эдуардовна путь заказала.
— Прости, Господи, её бы кто вылечил!
— Илларион Львович, как можно? На священного свидетеля наговариваете?
— Эээ, ну её в болото!
— Тише, а то ещё накаркаешь! Река у нас уже есть, нам болота только для полного счастья не хватало!
— Ладно, давай за твою Веронику выпьем, помянем…
— Давай. Пусть моя девочка спит на небе спокойно. А убийцу мы обязательно найдём.
Глава 22
19 ноября, воскресенье
Я в полном бреду и мутном забытье добрался до дома после поминок и моментально вырубился, сладко предвкушая завтра подольше поспать. Наверное, сказалась накопившаяся усталость. Да и под конец проводов Вероники в мир иной я уже прилично выпил. Но в утро следующего дня фурией ворвалась Марго.
— Корф, хватит спать! Просыпайся! Нас ждут великие дела!
— Марго! Бога ради…какого…ты здесь?! Сколько времени?!
— Семь утра уже, давай вставай! Нам надо многое успеть сделать!
— Господи! За что мне всё это?!
— Корф, за все твои прегрешения! И вообще, что «это»?
Я ни черта на соображал, не понимал и даже не пытался думать. Зато Марго весело бодрствовала, словно и не было ничего вчера, будто не её я довёл в конце вечера до слёз.
— Ваш кофе, сэр!
— Фрау Ротенберг, какой кофе? Я ещё проснуться не успел, да и… Похмелье у меня… А ты всё равно не поймёшь.
— Рассол будешь? И сразу быстро под ледяной душ!
— Рассол! Да!
Не разлепляя глаз, которые никак не хотели открываться, я впился губами в стакан с леденящим, бодрящим рассолом. Осушив весь стакан, я по-свински срыгнул, от чего сконфузился перед Марго.
— Прошу прощения, Маргарита Эдуардовна.
— Ничего, Алексей Владимирович, такова уж ваша природная натура. Что с вас взять.
— Вам, фрау Ротенберг, очень далеко до моей природной натуры, не надейтесь даже до неё когда-нибудь докопаться. Кстати, как ты вошла в дом?
— Если я скажу, что залетела в дом через окно на метле, тебя устроит?
— Вполне, это бы многое прояснило. А по правде говоря?
— Я звонила, звонила в дверь. Никто не отвечал. Охранников твоих почему-то и след простыл. В итоге я открыла дверь своим ключом.
— У тебя есть ключ от моего дома? Какого лешего, Марго?