Личный дневник моей фиктивной жены

Я проснулся с давно забытым ощущением похмелья: в ушах звенело, скорее даже звонило, словно тысяча звонарей разом ударили в церковные колокола, голова раскалывалась, жадно хотелось пить и неприятно мутило. И было бы не так обидно, наклюкайся я реально накануне. Увы…меня мутило скорее от всего происходящего со мной, нежели от потребления какого-нибудь преприятнейшего горячительного, да и поджелудочная со скрипом пыталась переварить килолитры кофе, выпитые у Иллариона, ибо кроме него во мне почти сутки ничего более не было. Мои мысли словно муравьиная колония строили-перестраивали версию за версией, выдвигали идею за идеей, задавали вопрос за вопросом и сводили меня с ума. Часы показывали полдень. Илларион, должно быть, уже давно служил на благо Отечества. А вот мне не хотелось делать ничегошеньки. Я испытывал лишь одно непреодолимое желание — лечь и лежать, и развиваться в этом направлении. Но, превозмогая себя, я таки добрался сначала до бодрящего контрастного душа, затем до «странно» пустого для меня холодильника, посмотрел с отвращением на свою кофемашину и с досадой понял: «Придётся куда-то заехать поесть нормально, только потом я смогу мыслить вразумительно и с Лёвушкиным допытывать, допрашивать фрау Ротенберг». Мой гардероб изрядно оскудел с тех пор, как из моей жизни исчезли одна за другой две хранительницы уюта в доме — Вероника и Береслава. Нет, вещей, конечно, меньше не стало, но чистых и выглаженных одеяний стало маловато. Да, я — тот ещё грёбаный эгоист, как меня охарактеризовала давеча Маргарита Эдуардовна. И я самолюбиво привык, что у меня всё появляется само собой — по мановению волшебной невидимой палочки: вкусный и горячий борщ, чистые и выглаженные рубашки, ловко и виртуозно повязанный галстук, заправленная кофемашина и свежий, ароматный кофе, вымытые и сияющие блеском зеркала в ванной, зимняя резина у колёс машины взамен летней зимой, выброшенный мусор…даже новые запонки в тон костюму, который я на редкость сам себе купил, и те появлялись магическим образом сами собой…и многое другое. Я не помню, когда задавался вообще вопросами: «Откуда? Что? Почему? И как берётся?». Я строил для других людей дома…элитные Жилые Комплексы. Но и к этим домам, по сути, не имел прямого отношения — а лишь был верхушкой айсберга, заправлял всеми, командовал. А строили то маленькие люди там внизу, на дне, которых мне не было видно с высоты своего мнимого пьедестала. Так и моя собственная личная жизнь была устроена другими маленькими людьми…маленькими и незначительными для меня, которые делали всю мелкую работу, помогали мне. Мелкая работа, которую не замечаешь обычно, если не делаешь её сам. А ведь именно из мелочей и маленьких людей состоит вся наша жизнь. Пока я не разбогател, то жил приземлённее, скромнее, так как сам был маленьким человеком…обычным. Но, постепенно накапливая свои капиталы, поднимаясь на ступеньку выше, я менялся, обтёсывался, как прибрежные горы под натиском волн и ветра. Но окончательно меня изменили отнюдь не деньги, а люди, предавшие, продавшие, подставившие и забывшие. И в итоге я стал, как говорила моя Вероника, Царём-Батюшкой, у которого всюду злата, челядь и статус. И налаженный быт начал вольно и умело выводить реку моей жизни по правильным руслам, мне оставалось лишь с наслаждением плыть по тем или иным тёплым течениям, при этом не забывая раздавать оплеухи то Береславе, то Никуле, то Феликсу, то охранникам…не для чего-то и не потому, что я — эдакий деспот и самодур, а скорее для проформы, и чтобы не предали, не продали, как раньше другие. Да и человеку моего статуса и материального благосостояния полагается в обществе быть временами эдаким снобом и держать своих подданных в незримой узде. Там, где есть большие деньги, никогда нет места гуманности и добродетели. Даже, когда очередной «честный» бизнесмен или бывший малиновый пиджак с золотой цепочкой на шее «гуманно» помогает какой-нибудь церквушке, а ему «благодарно» отпускают за сие подаяние все грехи — это не больше, не меньше, чем товарно-денежные отношения. Бизнесмен будет дальше «честно» зарабатывать, а другая благодарная церковь со временем отпустит ему «новые прегрешения».