Он без удовольствия курил, сидя на столе и глядя в грязное окно, за которым тоже было серо, грязно и четвертые сутки подряд лил дождь, то ослабевая, то усиливаясь, но никогда не прекращаясь совсем. Думалось обо всем понемногу, но все это были мимолетные, случайные, фоновые мысли, они приходили и уходили, снова оставляя майора наедине с вопросом: что он еще проглядел? Он честно взвешивал возможности и просчитывал варианты, но каждый проведенный в томительном ожидании внезапного удара в спину день все больше убеждал его в том, что все вернулось на круги своя: прорыв был ликвидирован, брешь заделана, а что до кавказцев, так ведь не впервой же!
И каждый раз, помнится, он вот так же сомневался в способности своих подчиненных отличить приклад от дула, и каждый раз оказывалось, что сомневался он зря, напрасно сомневался, и гордые сыны разных братских республик и регионов отправлялись по домам несолоно хлебавши, и, как правило, — в неполном составе.
Главное, подумал он в который уже раз, что я уговорил тех двух козлов, земля им пухом пополам с битым стеклом... Козлы вонючие, чемоданные воришки...
Насколько все было бы проще, если бы не эти двое!
Одно слово — десантура, афганцы, мать их так и не так. Жалко, подумал Багор, что нельзя убить их еще раз — с чувством, с толком, с расстановкой, без этой спешки, без суеты, без посторонних в бронежилетах"
Это же они нас ментам сдали, больше некому! Ладно, туда им и дорога. Собакам — собачья смерть. Вот только куда же они чемоданчик подевали? Если отдали тем же ментам или, скажем, эфэсбэшникам, то почему до сих пор все тихо? Неужели припрятали до лучших времен? Что ж, вот они и наступили, эти лучшие времена, только нашим бравым десантникам их уже не увидеть...
Кривясь и обжигая губы, он сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в дождь через форточку.
Выпить бы сейчас, подумалось ему. Да не просто выпить, чтобы горло промочить, а хорошенько, по-нашему, по-русски, как положено, — до полной потери пульсации. Хозяин это дело тоже очень уважает, но он может себе позволить, потому что — хозяин, а ты, майор, подожди выходного. Чтобы, значит, хозяин мог спокойно надраться до поросячьего визга и полночи хватать баб за всякие места — на большее-то он в пьяном виде не способен. Кабы не «личный досмотр», совсем пропали бы девки без мужской ласки...
Он лениво, боком, сполз со стола и вышел в гараж, чтобы проводить первую группу. В общем-то, это была пустая формальность, которой он частенько пренебрегал, но кто знает, чего можно ждать от этих новичков...
Он взглянул на машину и взялся за голову: вот тебе и формальность! Один из этих недоумком расселся на заднем сиденье, поставив автомат торчком между ног — не на пол даже, а на самое сиденье! — так что вороненый ствол «Калашникова» просматривался в окошко со всех сторон, как на витрине. Ну как же: личная охрана генерал-полковника Шарова, не урки какие-нибудь!
Сдерживаясь, чтобы не подбежать, Багор подошел к машине и несильно стукнул в дверцу согнутым пальцем. Стекло плавно поехало вниз, и к нему повернулись внимательные рыла — все пять штук одновременно, словно ими управлял тот же серводвигатель, что поднимал и опускал стекло.
— Никита, — с трудом припомнив кличку и изо всех сил стараясь говорить ровно и спокойно, сказал Багор, — у тебя разрешение на пушку есть?
— А? Да, есть. На газовую, — ответил охранник, даже не подумав убрать автомат.
— А удостоверение сотрудника ФСБ? — сам умиляясь своей ангельской кротости, продолжал спрашивать Багор.
— Н-нет, — промычал совершенно сбитый с толку Никита.
— А ментовские корочки? А членский билет общества охотников и рыболовов? Хоть что-нибудь у тебя есть, мудак?!
Перестав наконец сдерживаться. Багор заорал так, что запершило в горле, а несчастный Никита позеленел и стремительно спрятал автомат под сиденье.
— Нет, — массируя двумя пальцами саднящее горло, сказал Багор, обращаясь уже ко всем, — если кто-то соскучился по баланде, я не против. Делайте что хотите, только не в машине хозяина. Теперь все ясно?
Рыла послушно закивали, как китайские болванчики, и автомобиль наконец выехал из гаража.
— Сучье племя, — проворчал Багор и зашагал наверх, в свою каморку, которую все здесь почему-то повадились называть кабинетом, хотя самому Багру она больше напоминала собачью конуру или, в крайнем случае, сортир в крупнопанельном доме для плебеев.
С трудом протиснувшись между столом и стенкой, он упал в кресло и закурил. Курить не хотелось вовсе, но до возвращения хозяина делать было совершенно нечего. Как пес, подумал он. Как трижды долбаный шелудивый кобель, сижу в конуре и жду хозяина. Хозяин придет и угостит конфеткой.., а может быть, наоборот, дубиной по хребту, это у нас зависит от настроения.., нальет в миску помоев, потреплет по холке, а потом покажет на кого-нибудь пальцем и скажет: фас! Ох, не завидую я тому, на кого он покажет... А себе, спросил он себя, ты завидуешь? Конечно! Здесь такие густые помои, и даже шкурки от сала попадаются, не то что у овчарок в собачьем питомнике...