Личный досмотр. Последний бизнес

Еще задолго до того, как появился Уксус в этом переулке, в тихий и пустынный сквер на одной из центральных улиц приехал Огнев. Его вызвал по телефону Куклев.

Ребята, все трое, сидели на скамье. Коля Маленький что-то рассказывал о заводских делах. Федор вяло слушал, уронив голову на грудь. Не обратил он особого внимания и на человека, который дружески поздоровался с ним и его новыми знакомыми.

В голове у Федора еще шумело. Не хотелось ни о чем думать, не хотелось никуда идти. Но мысли, горькие, безнадежные, не давали покоя, буравили, жгли мозг. И Федор вздыхал, морщась, как от боли.

Ну что ему теперь делать? Как дальше жить? Резаный не забудет и не простит. С ним еще придется встретиться, придется сводить счеты. Что ж, Федор не трус. Не трус? А почему же тогда…

Но тут вдруг до него донеслись слова, которые заставили его прислушаться. Говорил тот, новый, что подошел недавно, говорил спокойно, задумчиво и убежденно, как будто самому себе. Но это были его, Федора, муки и сомнения, его мысли.

— Предать друга — нет, конечно, страшней дела. И этого, я вам скажу, прощать нельзя. Но бывает в жизни по-другому. Бывает, считаешь человека другом, а он оказывается врагом. Понял ты его наконец. А почему он враг? Потому, что зло в себе несет, отравляет им все вокруг. Что тогда делать?..

И тут Федор, не удержавшись, медленно, с ненавистью проговорил:

— Душить… Ногами топтать, гада…

— Душить, говоришь? — все так же задумчиво переспросил Огнев. — Это, брат, иногда страшно. Легче в сторонку отойти, чтобы он тебя больше не задевал, и помалкивать. А он тем временем…

Федор резко поднял голову и, подавшись вперед, на Огнева, возбужденно крикнул, потому что не было у него больше сил сдерживать кипевших и мучивших его слов:

— А он тем временем магазин берет!

Не давая ему опомниться, Огнев резко спросил:

— Где?

— Не знаю. Велел к одиннадцати в закусочную прийти. Теперь, конечно, один пошел. Уж он, гад, что наметил, то сделает. — В Федоре клокотала ярость.

От прежней апатии не осталось и следа. Он готов был сейчас задушить Резаного своими руками. Федор пришел в такое возбуждение, что Огнев положил ему руку на плечо и сказал:

— Спокойно, дружище, спокойно. Лучше скажи, чем интересовался этот твой бывший друг?

— О заграничном барахле толковал…

— Та-ак… — Огнев привычным жестом потер подбородок и, подумав, сказал: — Понятно. — Он пристально поглядел на взволнованное лицо Федора и с ударением добавил: — А тебе домой пора. Спать! И помни: спать можешь спокойно. И людям в глаза смотреть тоже можешь спокойно. Чист ты перед ними и перед самим собой.

— Говорить легко, — сразу погаснув, сумрачно ответил Федор.

Огнев тепло обнял его за плечи.

— А это, брат, смотря кому. Мне — нелегко. И далеко не каждому я такие слова говорю. А фамилия моя Огнев. Так что будем знакомы.

— Огнев?! — в изумлении произнес Федор, невольно отстраняясь и рассматривая своего нечаянного знакомого. — Так вот вы какой!

Спустя полчаса дежурные оперативные машины уже мчались по пустынным ночным улицам. Вся постовая служба города была оповещена.

Сигнал был короткий и досадно неконкретный: кража в каком-то магазине, где есть заграничные товары. А таких — десятки, даже сотни в большом городе.

И оперативные работники милиции метались от одного промтоварного или комиссионного магазина к другому, проверяли охрану, осматривали помещения.

Шел третий час ночи. В магазине по-прежнему было тихо. Баракин кончил набивать второй чемодан и с трудом защелкнул замки. Так. Порядком вошло. Но еще больше осталось. Баракин с сожалением осмотрел груды вещей кругом.

Он подтащил один из чемоданов к свисавшей веревке, привязал конец и, взобравшись по ней на чердак, стал подтягивать чемодан. В тусклом свете фонарика чемодан, словно нехотя, тяжело всплыл к потолку. Потом Баракин снова спустился и привязал второй чемодан. Вскоре он так же, как и первый, пополз вверх.

Но на полпути случилось неожиданное: чемодан отвязался и с грохотом рухнул вниз.

Баракин замер на чердаке, потом нащупал в кармане пистолет. Каждую минуту в подсобке мог появиться сторож.

Но время шло, а в магазине по-прежнему царила тишина. «Здорово дрыхнет старикан», — переведя дух, с облегчением подумал Баракин.

Что же делать, спуститься за вторым чемоданом или уходить с одним? Баракин минуту колебался, но победила жадность. Делать «дело», так до конца!

Он соскользнул по веревке вниз и прислушался.

Потом осторожно подкрался к двери и, погасив фонарь, отодвинул тяжелую ткань.

В ту же минуту в лицо ему брызнул яркий сноп света. Баракин увидел совсем близко перед собой бородатое, морщинистое лицо с испуганными глазами, большие, со вздутыми венами руки, державшие старенькое ружье.

Не раздумывая, он выхватил из кармана пистолет и, почти не целясь, дважды выстрелил. И сразу после двух сухих и громовых ударов наступила тишина.

За дверью — ни криков, ни стонов.

Баракин лихорадочно прикрутил чемодан и дрожащими руками ухватился за веревку. С трудом поднялся он на чердак, втащил туда чемодан.

Ох, как оттягивали ему руки эти проклятые чемоданы, когда выбирался он с ними на крышу!