Глава 17
На следующий день мы были уже в Калининграде. Точнее, не в самом городе, а в аэропорту Жуково, что между Гданьском и Гдыней, в аккурат на границе Калининградской области и республики Беларусь. Когда-то здесь была Польша, но после событий трёхлетней давности сюда вошли белорусские миротворцы, а потом эту территорию отдали России в обмен на Волынь и Закарпатье. Всё равно после войны с применением химического оружия земля пустовала. Нет, на Волыни как раз обошлось без отравы, а вот тут местные инсургенты в междусобойчике случайно сожгли натовскую военную базу с соответствующими последствиями. И все умерли.
Натовцы, естественно, категорически отрицали хранение химического оружия на той базе, но на всякий случай эвакуировались почти в полном составе, оставив небольшой контингент в Кракове для обслуживания ракетных шахт. Испанцев там всяких, греков, хорватов… Кого не жалко.
А мы сидим здесь и стараемся лишний раз не выходить на улицу. Вроде бы и провели дезактивацию, но мало ли…
— Забавная страна, — полковник Михаил Святов поставил чашку кофе на карту Польши. — Старую овечью какашку в степи напоминает.
Вместе с адаптированным под местные реалии именем, барон Мозес Свальбард получил необъяснимые ни с научной, ни с научно-магической точки зрения изменения в характере. Земной воздух повлиял, что ли? Суровый воин, закалённый в десятках крупных сражений и в сотнях тайных операций, вдруг проявил невиданное доселе чувство юмора, поэтичность и образность в выражениях, а так же, как вишенка на торте, умение ругаться на шестнадцати языках, включая экзотичные для России суахили и африкаанс.
Допустим, тот же африкаанс чем-то напоминает всеобщий язык нашего мира, но остальное?
— Это почему же овечья какашка?
— Ну, подумай сам, граф.
— Министр, — поправил я полковника. — Можно, товарищ министр.
— Ага, понял, — охотно согласился он. — Так вот, товарищ министр-граф… Тьфу!
— Не плюй в министра военной энергетики, полковник!
— Извини, Ульдемир. То есть, Владимир Владимирович. Так про что мы?
— Про Польшу и засохшие какашки.
— Точно! Вот лежит такая в степи по колючим кустом, воняет, и никому не нужна. Разве что мухам, да и то, пока не засохнет.
— Не улавливаю мысль.
— Погоди, — полковник назидательно выставил указательный палец. — Вот, значит, не нужна никому, и тут караван из соседней страны. С верблюдами, ага. Животина глупая, писает куда ни попадя, в тот числе и на колючки. А там кизяк сушёный.
— Ну?
— Не нукай, ваше сиятельство. Разбухает, значит, наша какашка…
— Не наша!