Личный оборотень королевы

Он убил капитана Табунова из его же пистолета!

Железный волк выпрямился и, подхватив Лидию под руку, поволок ее за собой. Он был так силен, что ошеломленная, потрясенная случившимся Лидия совершенно не могла сопротивляться.

Буквально через десяток шагов ее втолкнули в другую машину, невзрачную, черную, запыленную, в которой вдобавок так воняло бензином, что Лидию мгновенно начало тошнить.

Железный волк наклонился и резким, скользящим движением ударил ее поперек лба.

Острая боль пронзила голову, и Лидия запрокинулась на сиденье.

Чье-то лицо маячило перед ней… Лицо Табунова? Да, это был он. С тоскливыми, запавшими глазами, со скорбными складками около рта… И такое недоумение отражалось на его лице, что Лидии стало жаль его – против воли, но от всего сердца! Она чувствовала, что, хотя тело мертвого Табунова осталось в сером «Вольво» и отдаляется от нее все дальше и дальше, мысли его, которые были слишком долго и яростно обращены к Лидии, все еще тянутся за ней, и пока еще она может расслышать их, словно некую прощальную затихающую песнь.

* * *

Иногда Табунов просыпался от звуков собственного голоса.

– Марина! – звал он. – Марина, где ты?

Вскакивал, оглядывался, тянулся по привычке к соседней подушке, но натыкался на спинку дивана.

С тех пор как погибла жена, он спал в гостиной на неудобном диване и ни разу не ложился в их общую постель. Двуспальная кровать так и стояла разобранной в тихой, пустынной и пыльной спальне.

Лишь однажды Табунов заглянул туда. Из шкафа сочился, как струйка крови, тонкий аромат духов жены. Точно так же сочилась струйка крови из ее мертвого рта. И ее светлые волосы и светлое пальто были сплошь залиты кровью…

Он захлопнул дверь и больше сюда не входил.

«Я должен ее ненавидеть! – внушал себе Табунов. – Она получила по заслугам! Если бы она не завела себе другого и не шлялась с ним по ночам, она осталась бы жива! Значит, она наказана за свои грехи! И ее любовник наказан за свои грехи! Они оба получили то, что заслужили!»

Сначала эти рассуждения помогали. Именно благодаря им он не свихнулся в те первые дни и ночи, когда узнал в мертвой женщине свою жену, которую любил, несмотря ни на что, несмотря на все те подозрения, которые его мучили. Он догадывался о ее измене и не раз грозил убить, но сам-то знал, что рука не поднялась бы не то что убить, но даже ударить ее. А она его боялась, это точно! Боялась – и все больше отдалялась от него. И эта боль от раздирающей их разлуки, боль от этой пропасти, которая ощущалась, даже когда они были вместе и лежали в одной постели, – именно эта боль доводила его до отчаяния.

Ему казалось, что это нелепо – ощущать такое противоречие. Однако любовь и ненависть были спаяны воедино в его сердце. Потом он узнал, что та женщина, которую он называл своей подругой по несчастью, чувствовала то же самое.

Это была жена мужчины, который изменял ей с Мариной. Который собирался бросить ее ради Марины…

Табунов часто вспоминал, как они сидели тем ранним утром в холодном коридорчике морга. Собственно, он сидел, а женщина полулежала на двух составленных вместе жестких стульях, и он давал ей нюхать нашатырь. Нашатырь вынес санитар, безразлично посмотрел на поникшую в обмороке женщину – и ушел в смотровой зал, к покойникам, с которыми ему, наверное, было лучше и комфортней, чем с живыми. Мертвые молчаливы и покорны, у живых вечно какие-то причуды. Ну да, кто же спорит, мертвым уже ничего не нужно, а живые еще долго будут суетиться и пытаться понять, кто это совершил, зачем и почему.

Почему – в самом деле, почему именно таким способом? Горла у жертв перекушены, шеи перегрызены.

«Оборотень постарался, что ли?» – услышал как-то раз Табунов. И эти коровьи копыта… Волк на коровьих ногах напал на Марину и ее любовника, что ли?

В этом было что-то невыносимо пугающее – и в то же время отвратительно непристойное. Та женщина, муж которой погиб вместе с Мариной, это тоже чувствовала. Она беспрестанно плакала и приговаривала: «Стыд какой! Ох, какой стыд!»

Табунов понимал, что стыд не только в этом пошлом любовном приключении… хотя и в этом, конечно, тоже. Однажды, еще в молодости, в годы учебы в милицейской школе, он был в морге на каком-то практическом занятии, по медэкспертизе, кажется, и туда привезли двух любовников, которые угорели зимой в автомобиле со включенным мотором. В том, как оба закоченевших тела сохраняли любовную позу, в которой их застигла смерть, в их спущенных одеждах и впрямь крылся позорный, постыдный факт для их родственников. Но подруга по несчастью говорила о другом стыде. О том, что убийство совершено каким-то омерзительным, может быть, даже нечеловеческим существом. Это как бы усугубляло ее страдания от измены мужа.

Табунов не смог бы толком объяснить это словами, однако ощущал почти то же самое. Стыд из-за того, что Марину не застрелили, не пырнули ножом, не ударили по голове, а что приблизилось к ней некое мерзкое существо на коровьих ногах и с волчьими челюстями – да и прикончило.