Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книги 1-2

Император поблагодарил меня за спасение наследника престола и наградил рыцарским знаком ордена собственного имени – Франца-Иосифа – золотым крестом красной эмали, наложенным на двуглавого австрийского орла черной эмали с золотом. На центральном медальоне золотые буквы – FJ (Франц-Иосиф) – и надписью в нижней части креста «Соединенными силами».

Император был грустен. Грусть не покидала его с того времени, когда его сын кронпринц Рудольф и его любовница баронесса Мария фон Вечера покончили с собой, так как против их отношений выступал сам Франц-Иосиф.

Рудольф был любимым сыном императора и в его честь был назван принадлежащий России арктический остров Рудольфа, входящий в состав Земли Франца-Иосифа.

История с самоубийством влюбленных очень запутана, потому что баронесса застрелилась или была застрелена, и кронпринц застрелился. Историю предали забвению, но с течением времени она то и дело выплывала на поверхность в виде журналистских репортажей газет того времени или современных телевизионных сериалов на тему «Все могут короли».

Кроме чешского пива я побывал на знаменитом оружейном предприятии инженера Эмиля Шкода, с которым я познакомился во время аудиенции у императора.

Вот на таком грустном фоне и с орденом на треугольной колодке я возвратился из своей первой заграничной командировки.

Глава 8

Я проснулся от ярких солнечных лучей, бьющих прямо в лицо. На тумбочке лежали мои механические часы «Секунда» и на часах было восемь часов. Похоже, что мне просто приснилось, что у меня вчера было, что я пил коньяк, ел рыбу со вкусом мяса, и что на моем плече лежала восхитительная женщина.

Но на стуле рядом с кроватью лежал мой тренировочный костюм любимого темно-синего цвета с белыми полосками. Около кровати мои домашние тапочки. На туалетной полочке моя бритва, зубная щетка и моя мыльница с моим мылом. Значит, это был не сон и меня начинает стреноживать женщина.

– Интересно, как это будет происходить, – думал я, начищая зубной пастой свои и металлокерамические зубы. – Сначала заманить вкусным сеном в стойло, потом накинуть хомут, запрячь в телегу и понукать вперед, натягивая то правую, то левую вожжу. А не выйдет, милочка, – улыбался я, – и не таких, как ты, объезжали…

По существующему тогда положению, да оно и сейчас не изменилось, носить иностранные ордена можно было только с высочайшего разрешения, о чем мы и написали в прошении вместе со Станиславом Сергеевичем и послали его по линии военной контрразведки.

Хочу сразу пояснить, что военная контрразведка того времени и военная контрразведка сегодняшнего дня – это совершенно разные стороны совершенно разных медалей.

В январе 1903 года военный министр А.Н. Куропаткин предложил создать особый секретный контрразведывательный орган, назвав его для конспирации «разведочным отделением». Николай II утвердил это предложение и военную контрразведку возглавил ротмистр Отдельного корпуса жандармов Владимир Николаевич Лавров. Это подразделение неоднократно реорганизовывалось, пока не стало называться Контрразведывательным отделением Главного управления Генерального штаба (ГУГШ). К июню 1911 года военное ведомство образовало Петербургское городское, Петербургское окружное, Московское, Виленское, Одесское, Варшавское, Киевское, Тифлисское, Ташкентское, Иркутское и Хабаровское контрразведывательные отделения (бюро).

В военную контрразведку подбирали лучших офицеров, и, как правило, из Отдельного корпуса жандармов, а не всех желающих из числа нижних чинов или даже офицеров, оказывавших услуги секретного порядка.

Нижним чинам вход в эту организацию был закрыт, да и нижние чины редко становились офицерами, они, как правило, выходили в городовые, либо в филеры.

И военная контрразведка не была органом для реализации призрачных амбиций контрразведчиков, не сумевших реализовать себя в военной службе.

Как всегда, как это бывает в России, военную контрразведку пытались подчинить военной разведке и заставить офицеров считать портянка в подразделениях, а не заниматься выявлением агитаторов, подстрекающих к дезертирству, неповиновению и прямому предательству. Собственно говоря, отношение Верховного главнокомандования Российской империи к военной разведке и военной контрразведке была ничем не лучше прямого предательства интересов России.

Начало второго десятилетия двадцатого века в России ознаменовалось бурным развитием техники, остановленное революцией, но об этом попозже. Во всяком случае, через неделю после отправки моего прошения Станиславу Сергеевичу телефонировали из Петербурга и сообщили дату Высочайшего представления. Я был поражен. В мои годы быть представленным Государю императору! Это была высокая честь. Мои родители были в восторге.

Папа говорил:

– Я знал, сынок, что твоя любознательность и стремление к знаниям будут по достоинству оценены.