Личный прием. Живые истории

До начала приема разбирал обращения, и одно зацепило: «Я пенсионер, пенсия моя слишком мала, прошу вас помочь мне осуществить протезирование зубов бесплатно или по льготным ценам, т. к. мне нечем кушать». Хорошее начало дня.

А потом просто пошло потоком.

Несколько обращений по жилью. Причем такие, где надо принимать решение сразу же. Потому что люди остались на улице с детьми. На сегодня как-то решили, завтра придется задействовать из того резерва, что оставляли для беженцев с Украины.

Пришел участковый с Уралмаша, майор, хороший мужик. Мы работали с ним – натуральный Анискин. У него казенная квартира, а он уже пожилой, вышел в отставку, и квартиру собираются забрать. Служил двадцать пять лет – и не выслужил двадцать пять реп.

Женщина, сыну двадцать пять лет, попал в аварию. Еле выжил, лежит дома. А фотки показывает – плачет. Красивый, сильный парень был. Говорит: «Помогите нам с реабилитацией». В одной клинике семь тысяч в сутки просят, а в другой – тринадцать. «Покажите, – говорю, – выписку». Читаю, а там простые слова: «Гидроцефалия… вегетативное состояние…» Хуже, чем у Шумахера. А она считает, что шанс есть, и как ты ей откажешь?

Потом зашел парняга, которого мы с Фондом хлопнули несколько лет назад. У него что-то было при себе, но он как-то легко тогда отъехал. Правда, естественно, попал во все наши сводки и базы. Фамилия к тому же у него редкая. Тут как-то наши расписывали операции, и эта новость оказалась в топе. А он уже давно завязал и работает в хорошем месте. Я вижу, что нормальный парень. Он говорит:

– Я так-то без претензий, в общем-то, вы меня и остановили, но меня на работе все уважают, и мне перед коллегами неловко.

Я ему для очистки совести говорю:

– Езжай в Фонд, сдай тест, и если не покажет, то мы все сделаем.

Слава богу, у него все чисто. Сейчас будем стараться из песни выкинуть слово.

Женщины с Широкой Речки жалуются на общественный транспорт. Принесли обращение.

– Я, – говорю, – постараюсь помочь, оставьте контактный телефон.

– Мы не можем, – отвечают, – кто-нибудь сольет информацию, перевозчики нас найдут, а у нас дети.

И вижу, что обе какие-то запуганные.

Спрашиваю:

– Вы чего боитесь?!

– Ну, мало ли что.

– Ответ-то вам куда посылать?

– Ну, на главпочтамт, до востребования.

Не впервые сталкиваюсь.

Целая делегация людей, с которыми не рассчитывается застройщик Максимов, «Уральская крепость». Одной пожилой женщине он должен миллион триста. Она хочет его посадить.

Говорю ей:

– Так если его посадят, он с вами не рассчитается.

А она отвечает:

– Я хочу увидеть его за решеткой и готова заплатить за полученное удовольствие.

Следующей зашла женщина тридцать первого года рождения. После инсульта говорить не может. С собой – кулек с документами. В паспорте фотография – на груди медали и ордена. Стали разбирать документы, поняли по справкам, что квартиру ее готовятся переписать. Все подтвердилось, вызвали полицию.

За ней еще одна, труженик тыла, ветеран труда. Отец пропал без вести в первые дни войны. Оставил шестерых детей, младшей – месяц. За пропавших без вести даже деньги не платили. Всю жизнь с трудом выживали. И вот все ее богатство – комната двадцать два квадратных метра в бревенчатом бараке на Кировоградской, 12. «Атомстройкомплекс» расселять начинает, и она боится, что снова в комнату попадет. А она в отдельной квартире и не живала никогда. Созвонился с застройщиком, попросил. Надеюсь, увидят ситуацию моими глазами.

Женщина, семьдесят пять лет, просится в дом ветеранов. А в двушке, которую она получила на заводе, живут ее дочь, муж, внук, жена внука, маленький ребенок и большая собака. И она уже больше так не может. Женщина в смысле.

– Мне бы, – говорит, – под конец жизни хоть как-то пожить.

Похожая история у восьмидесятилетней: трое детей, а питается в благотворительной столовой на Пехотинцев.

Потом подряд несколько матерей. Одна из них одиночка, беженка из Горловки, но там вообще чудовищная ситуация. У нее четыре дочери: семнадцать, одиннадцать, девять и пять. Одиннадцатилетняя – тяжелый инвалид, вегетативное состояние. В детстве поставили прививку, и что-то случилось. В одиннадцать лет весит одиннадцать килограмм. Она, чувствуя свою вину, ребенка не бросает и ни на шаг не отходит. Все дочери стараются ей помогать. Задача максимум – как можно быстрее получить гражданство, задача минимум – купить еды.

Женщина пришла. Невестка умерла от передозировки, а через год сын умер от передозировки. И остался маленький мальчик, теперь у него никого нет, а есть только две бабушки. Вдруг подумал, что таких по стране очень много.