Надо сказать, что когда тему Победы начали безжалостно эксплуатировать в целях пропаганды, то многие доверчивые пожилые люди, заставшие войну, стали думать, что государство действительно признаёт их заслуги и заслуги их родителей и готово как-то компенсировать гибель их отцов и перенесенные тяготы и лишения. Но риторика телевизора отличается от реалий жизни. И осознавать это противоречие пожилым людям очень больно. Этой женщине мы нашли как помочь, но таких людей очень много. Самая частая проблема: очереди на обследование или операцию надо ждать полгода и дольше. А за деньги нет никакой возможности – ну просто нет таких денег при пенсии в девять-десять тысяч.
И еще одна женщина, отец у нее на фронте погиб. Она его и не помнит почти. Намыкалась в жизни без отца-то. У нее совсем не осталось зубов. Тоже спрашивает:
– Неужели ничего не полагается мне по категории «Дети войны»? Неужели никакой скидки для меня нет, ведь отец мой за все рассчитался? Ведь есть закон о детях войны.
Я отвечаю:
– Нет такого закона.
Когда-то в две тысячи четвертом я – молодой и наивный депутат – подошел в Думе к представителю правительства. Спросил: «Почему мы не можем принять этот закон?» Он ответил: «Невозможно. Это самая большая категория населения». Я думаю, что сейчас прошло уже много времени, и это уже далеко не самая большая категория населения, и можно было бы установить какие-то компенсационные выплаты. И это было бы действительно уважением к памяти погибших.
19.01.2018
Зашел вежливый седой мужик с хорошо поставленной речью, спокойный такой. Проблема в том, что ему шестьдесят три года. Из них тридцать лет он отсидел, десять лет назад освободился. Друг пустил пожить. Нет ничего! Социальную пенсию в три с половиной тысячи сможет получать только после шестидесяти пяти лет, если будет хоть какой-то стаж. Надо устроиться на работу – хоть сторожем, хоть дворником. Спрашиваю:
– Телефон-то есть?
– Есть, но у меня на нем денег нет. Я звонил в соцзащиту. Они говорят: «Ждите ответа». Пока ждал – деньги кончились.
Пока я всех обзванивал, Света уговорила его сходить с ней поесть в столовую. На еду он смотрел пристально, старался есть аккуратно и неторопливо. Сдерживался. А в конце сказал:
– Я уже забыл, что бывает такая еда.
Потом спросил его:
– Что думаешь?
Он помолчал и говорит:
– Думаю о том, что жизнь очень быстро прошла.
26.01.2018
Заходит стриженый парень и говорит:
– Я из детдома.
Я отвечаю:
– Ну, в общем-то видно.
Напряженный, губы сжаты. Начал рассказывать. Жилья нет, работы нет никакой, делать ничего не умеет, ничему в детском доме не научился. Сразу после детского дома посадили, и вот только в двадцать два года освободился. В тюрьму неохота, жить хочется. Что делать – непонятно. И пока рассказывал, крепился-крепился и заревел. И то – есть от чего плакать. И вот сижу, смотрю на него и думаю, что сам я освободился в двадцать один год. Поговорили с Юрием Ивановичем Потапенко, отправили к нему. Юрий Иванович договорился с работой для него. Потом парень сразу вернулся к нам, и мы стали смотреть, что можно для него сделать по жилью. По вещам тоже посмотрим. Думаю, все получится.
02.02.2018
Пришел один цыган, которого я знаю, наверно, лет сорок. Когда-то он был веселый и наглый и лучше всех играл на гитаре. Потом начал торговать наркотиками и делал это с размахом. Мы объявили ему войну и в конце концов закатали. Он мне писал из лагеря жалобные письма и одновременно отправлял на меня заявления в прокуратуру. И вот освободился, пришел сдаваться.
– Все, Женя, – говорит, – я завязал навсегда.
А уже такой потухший, седьмой десяток ему, и нет у меня к нему никакой злости, потому что война закончилась и незачем ворошить прошлое.
– Вот, – говорит, – смотрел «Огонек» новогодний, ничего хорошего там не поют. А я песни пишу, ты же знаешь. Людям мои песни нравятся. Можно их куда-нибудь пристроить?
Я отвечаю:
– Ну, давай попробуем.
Позвонил Евгению Горенбургу. Он у нас по музыке главный. Тот засмеялся:
– Что, Петыра живой еще? Ну, пусть приезжает, глядишь, что-нибудь получится, песни у него действительно хорошие.
09.02.2018
Военной прокуратуре понадобился ремонт. Нашли какого-то подрядчика. Подрядчик нанял людей. Те работали-работали, денег им не платили, работать они отказались. Наняли других людей. Те работали-работали, денег не заплатили. Они с объекта ушли и стали добиваться правды. Пока они добивались правды, на ремонт военной прокуратуры наняли уже третьих людей. Умно! Таким способом можно полстраны отремонтировать. Я договорился и отправил их в мирную прокуратуру жаловаться на военную. Там им предложили обратиться в суд. И действительно, куда мирная прокуратура супротив военной.
16.02.2018