Личный убийца

Кабан был мастером инсценировок, умел найти подход к любому объекту. Такой дешевке, как Неледин, достаточно было подсунуть сигарету с подмешанными в табак сухими лепестками василька. Это вызывало чувство бессилия и страха. Он сразу определил слабый тип нервной системы — по голубому цвету глаз, по физической усталости, по тому, что в прошлом Неледин был женат (люди с расторгнутыми браками потенциально боязливы), по урчанию в животе — верному признаку проявления страха, по тому, что Неледин чаще, чем положено, ходил в туалет. Кабану даже не понадобилось подмешивать ему в чай смесь люминала с лофофорой или гидрохлорид иохимбина. Определив тип нервной системы, он сделал то, что и намеревался: установив с объектом доверительные отношения, внезапно разрушил их, нанеся ему психологическую травму. Теперь с ним достаточно было просто поговорить.

Бросок «мордой в койку» был тоже рассчитанным, начавшееся кровотечение из носа и рассеченной брови требовало перевязки. Его отвели в лазарет и здесь обработали ушибы хлористым кальцием, а раны — перекисью. На надбровную дугу пришлось поставить пару скоб, нос заткнуть ватными тампонами.

— Пусть полежит, — сказал врач. — У него болевой шок, к тому же он истощен. Не жрал, что ли?

— Было дня три, — ответил контролер.

Неледина отвели в палату на восемь мест с зарешеченными окнами. Фельдшер принес капельницу. Обессиленный, сломленный, Фрол почти тотчас же впал в забытье… Ночью он проснулся от лунного света. Круглый люминесцирующий блин в матовом ореоле висел прямо перед его лицом; глядя на него, Фрол стал различать уши, глаза, рот, нос — все у луны, оказывается, было, как у человека, нужно только хорошенько всмотреться. У нее даже был мозг, и она умела говорить.

— Что, браток, больно тебе? — шепотом спросила Луна. — На-ка, попей чайку с мятой.

Фрол почувствовал, как кто-то подложил под его голову теплую мягкую ладонь и поднес к губам эмалированную кружку с теплым чаем. Он сделал глоток, потом еще один и еще. Чай был сладкий, с кислинкой, вроде туда подмешали малинового варенья, и действительно пахнул мятной свежестью.

— Спа-си-бо, — сказал он Луне.

Луна улыбнулась. Маленькая темно-синяя тучка наползла на ее лицо, словно на ее глаза надели карнавальную маску.

Как ни странно, мысли в его голове прояснились. Он твердо решил завтра же сделать заявление. Нужно только связаться со Стасом Хижняком, чтобы он пришел сюда со своим журналистским блокнотом и чтобы с ним был еще кто-нибудь из фото-цеха — Дима Васинев, к примеру, или Славка Каленов. Именно сюда и именно завтра, чтобы они сфотографировали его небритым, избитым, похудевшим. И пусть Хижняк напишет куда-нибудь в «АиФ» или «Тайме», что делают гниды с человеком, посаженным в тюрьму только потому, что какому-то милицейскому капитанишке взбрело в голову подозревать его.

Фрол даже удивился, что не сообразил сделать этого раньше. Можно было давно подбросить эту идею сестре. Если даже ребята не смогут к нему пробиться, она расскажет им…

Идея принесла успокоение. Фрол стал фантазировать, как выйдет на свободу, где уже, должно быть, вовсю буйствует весна, как получит наконец бандероль…

— Какую бандероль, Фрол? — ласковым шепотом спросила Луна.

…получит бандероль с сигаретами и напечатает фотографии…

— Фотографии? — улыбнулась Луна. — А где ты снимал? Это те, что на даче у Рудинских?

…фотографии… они обязательно получатся. Лица… того, в тельнике… и головореза с хищным таким оскалом… и со шрамом… мотоциклы в грязи… номер… на одном есть номер… а тягач — он особенный, его легко будет найти…

— А где все это хранится? — погладила его по волосам Луна тонким нежным лучом.

…я никому не скажу. На почте. На почте… бандероль…

— На какой почте, Фрол?

…Проспект Мира… возле выставки… я как раз шел на выставку и отправил…

— Кому отправил?

…отправил себе… себе… от Хижняка… Я получу, сделаю фотографии, а потом найду их… и Нинку… Нинку Рудинскую найду… она не виновата!.. Она…

— Спи, Фролушка, спи, — сказала Луна.

Фрол открыл глаза, но ее уже не увидел — только маленький желтенький краешек в правом верхнем углу расчерченного клетками и залитого синим светом окна.

Действие скополамина кончилось. Большая доза в его состоянии была опасна для жизни — падало артериальное давление, ослабевала сердечная деятельность, могло остановиться дыхание. Оставалась еще надежда на сонный бред: его должна была спровоцировать подмешанная в мятный чай настойка белладонны.

Надежда не оправдалась, во сне Фрол разговаривал с сестрой о том, что у него будет много денег и он обязательно поможет и ей, и матери, разговаривал с женой Ингой — просил ее вернуться, начать все сначала. О пленке больше ничего узнать не удалось, но и того, что он уже сказал, было достаточно: он отправил пленку по почте бандеролью, отправил на свое имя из отделения связи на проспекте Мира неподалеку от выставочного центра, в сигаретном блоке или коробке из-под сигарет, предварительно проявив пленку и убедившись, что лица «охотников», мотоцикл с номером, тягач получились, и теперь собирался найти их, а через них найти Нину Рудинскую.