Личный убийца

— В деле, о котором пойдет речь, может помочь только классный «профи» вроде вас. Нештатная, так сказать, ситуация. Вот этот друг, — Либерман кивнул на человека со шрамом, — владелец скромной риэлторской фирмы. В пятницу семнадцатого апреля он имел неосторожность дать своему знакомому дискету с важной информацией. Важной для его конторы, разумеется: все клиенты, адреса, банк данных о квартирах в Москве и областных центрах России. Фамилия этого человека была Ариничев. В прошлом — физик-ядерщик, затем — несправедливо осужденный, живший два года на поселении в Красноярском крае и, наконец, по возвращении в Москву занявшийся социологическими исследованиями. Его интересовала так называемая маятниковая миграция, а конкретно — состояние интеллектуальной собственности государства в связи с политической нестабильностью. Он печатался в «Вопросах философии», специальном издании «Социология» и в газетах. Не очень популярный, но интересный исследователь, немного больной психически, поначалу слывший диссидентом, а после освобождения искавший конфликтов с нынешними властями. Ругал КГБ, которого уже нет, ругал Советскую власть, хотя ее тоже нет, но он словно не замечая этого, называл Думу Политбюро и утверждал, что все нынешние — перекрасившиеся вчерашние. Странный человек пятидесяти двух лет. Есть такое соображение, что дискета с обширным банком данных об обмене — в том числе зарубежном — понадобилась ему не столько для книги с рабочим названием «Утечка мозгов», сколько чтобы подобрать что-то подходящее для себя и уехать за границу. В понедельник он должен был вернуть дискету и не вернул: умер от третьего инфаркта накануне, то есть девятнадцатого апреля. Ехал или шел по Измайловскому бульвару, неподалеку от Театра мимики и жеста ему стало плохо, он присел на скамеечку и тихо умер. К нему подошла монашка, собиравшая пожертвования на храм, обнаружила, что человек мертв, бросилась за помощью, пока пришла дворничиха, пока приехали милиция да «Скорая» — портфель, который был у него на коленях, исчез. А так как дискеты в его карманах не оказалось — в описи вещей, составленной служителем морга, ее нет, — есть все основания думать, что она была в портфеле. Может быть, за этим стоит что-то иное, но мы большим не располагаем. Друг мой совсем отчаялся, милиция портфель ищет, но для них дискета — пустой звук, а для него — крушение. Фирма лопнет, клиенты предъявят иск, наконец, задавят конкуренты. Если данные о клиентах и адреса попадут к ним… Не мне вам рассказывать, что такое коммерческая тайна.

«И все-таки ты дурак, парень, — подумал Каменев. — К тому же совсем не умеешь пить. Эк тебя развезло!.. Это кто же отдаст дискету с секретной информацией психически больному человеку?.. Н-да, ребята, плохо вы все это продумали».

— Значит, я должен найти того, кто украл портфель, правильно понимаю? — спросил он, окатив троицу ироническим взглядом.

— Вместе с помощниками, которыми я обеспечу вас в любом количестве, — кивнул Либерман. — Только не портфель, а дискету. Либо — доказательство того, что дискета уничтожена вором как улика. Брошена в реку, переработана вместе с мусором.

«Чтобы согласиться на такое, нужно быть вчерашним выпускником Урюпинской школы милиции или не знать, кто ты такой есть, Либерман», — снова подумал Каменев.

— Поищите кого-нибудь другого, ребята.

— Почему?

Объяснять, «ху» тут есть «ху», пришлось бы слишком долго, к тому же с языка Старого Опера была готова сорваться отточенная в общении с подобными типами непарламентская фразеология, хранившаяся в его памяти в неимоверном количестве вариаций, как если бы в копилку размером с натуральную свинью бросали по копеечке.

— Потому что я дорого стою, — сказал он сквозь зубы.

Троица повеселела, в стаканы потекла водка «Финляндия», сработанная в подвалах Химкинского спиртзавода.

— Александр Александрович! — вступил в разговор владелец риэлторской фирмы (во что Каменев поверил так же, как в то, что он доживет до второго пришествия). — Сколько бы вы ни стоили, моя фирма дороже. Гера уже сказал: у меня появилась возможность стать членом международной ассоциации риэлторов.

«Если это они навели на мою квартиру, то ребята достаточно дальновидные: обчистили до постельного белья, вынудили продать машину, зная, что я без работы уже три месяца, а теперь, значит, предлагают заработать в неограниченном количестве», — рассудил Каменев.

— Назовите ваши условия, Сан Саныч, — намазав на хлеб крабовое масло, негромко сказал Либерман.

Старый Опер размял в пальцах «Приму», достал из кармана зажигалку, подаренную Столетником, и прикурил, стараясь направить невидимый глазу объектив микрофотоаппарата на человека со шрамом, хотя в то, что при таком освещении может что-нибудь получиться, не верил.

— Решили перебросить усилия с наркотиков на недвижимость? — тщетно пытаясь перехватить взгляд Либермана, спросил он.

Вопреки его ожиданию, тот не возмутился и оправдываться не стал: