– Один раз.
– Страшно было?
– Жутко!
– А чего стоял тогда, не прятался?
– Сам знаешь, – побежал, повернулся к врагу спиной, считай погиб! А тебе, можно подумать, не страшно?
– Еще как! А что касается нашей тактики образца восемьсот двенадцатого года, то, думаю, она теперь немного другая.
– Не знаю, может, и другая. Но сейчас лучшей будет бегом отправиться в Смилово. Пока еще что-нибудь не прилетело.
Деревенька на первый взгляд ничем не отличалась от тех, что Николай много раз видел в России. Только стоящие вдоль улицы высокие столбы с натянутыми веревками, унылой вереницей выбирающиеся за околицу и тянущиеся к соседнему Середнево, нарушали привычный пейзаж.
Данилов предложил войти в первый же дом, но Каранелли отрицательно покачал головой.
– Лучше тот, что ближе к лесу.
У калитки Данилова и Каранелли встретила смешная беленькая с рыжими подпалинами собачонка. Она так старательно выполняла обычную работу, облаивая непрошенных гостей тонким заливистым голоском, что в соседних домах всполошились все псы. Под аккомпанемент разнокалиберного лая на крыльце показался седой дед в застиранной рубахе и штанах, плотно охватывающих ноги ниже колена, зато необъятных на бедрах. На ногах у него были лапти.
– Цыц, лахудра!
Грозный окрик не произвел на продолжающую голосить собачонку никакого впечатления.
– Ах ты отродье чертово! – Дед сдернул с жерди короткий сапожок и резко кинул. Глухой удар по доскам забора словно выключил лай, поджав хвост, четвероногий охранник ретировался под крыльцо.
В доме проглядывалось отсутствие женской руки. Хоть пол и выглядел подметенным, но разбросанные вещи сразу бросались в глаза. Дед усадил гостей в горнице и, взглянув на вымазанную засохшей кровью гимнастерку Каранелли, спросил:
– Ранен?
– Царапина. Машину нашу на тракте немцы из танка подбили.
– Немцы на большаке?
– Да, на Смоленск пошла колонна, – вмешался Данилов.
– Вот как? – Дед замолчал, раздумывая. – В Красном-то стрельбу слышал, самолеты бомбили, но что на Смоленск немец попер, и подумать не мог. Что же вы, солдатики, остановить немчуру-то не можете?
– Нам бы попить, отец, – Каранелли попытался перевести разговор на другую тему.
– Сейчас, сынки, и поесть, и попить, все будет. Солдата, хоть он и отступает, все одно, кормить надо.
На столе появился хлеб, следом за ним картошка, лук зеленый, огурцы, сало. Потом большая бутыль с бледно-мутной жидкостью, заткнутая свернутой бумагой, и три стеклянных бокала странной формы, которые дед назвал стаканами.
Пока хозяин резал хлеб и сало, Николай почувствовал, что слюна, заполнила рот. Не удивительно, солнце уже клонилось к горизонту. День проскочил незаметно.
– Ну что же, солдатики, давайте за знакомство! – Хозяин разлил жидкость по стаканам. – Зовут меня дед Василий. А вы кто будете?
– Я Лев Каранеев, Лева. А это – князь Данилов, Николай Тимофеевич.
– Веселый ты парень, – хохотнул дед Василий, – ладно, поехали!
Лихо, будто кавалерист старой закваски, дед опрокинул содержимое стакана в рот. Тыльная сторона ладони прошлась по длинным, слегка закрученным усам, таким же белым, как и шевелюра. В довершение хозяин негромко крякнул и со стуком поставил посудину на стол.
Переглянувшись, Данилов и Каранелли решили не отставать, чтобы не вызывать подозрений. Синхронно оба, несмотря на неприятный запах, влили в себя жидкость.
Позже Николай не раз удивлялся, – почему он остался жив. Провалившееся в глотку пойло встало колом, обжигая гортань. Несколько капель просочились в ноздри. Ощущение было такое, словно он мгновенно разжевал пару горьких красных перцев и в дополнение положил на язык ложку ядреной горчицы. Дыхание перехватило, и все попытки протолкнуть в легкие воздух заканчивались неудачей. У Данилова уже начало темнеть в глазах, когда, наконец, мощно откашлявшись, удалось вдохнуть, неглубоко, но достаточно, чтобы не умереть на месте. Потом еще и еще.
Темнота в глазах отступала, и Николай начал воспринимать происходящее вокруг. Напротив, часто и по-прежнему синхронно, хватал воздух широко раскрытым ртом Каранелли. Выпученные глаза и лицо цвета молодой свеклы делали его слабо узнаваемым. Слева спокойно сидел дед и задумчиво жевал стрелку лука, не обращая внимания на гостей.
– Ядреный у меня самогон, – медленно, отстраненно глядя в пространство, негромко проговорил хозяин, – с непривычки до печенки забирает.
Видимо, не первый раз ему приходилось видеть реакцию на угощение. Заметив, что гости понемногу приходят в себя, он заговорил, подвигая тарелки:
– Закусывайте, ребята, закусывайте! Еда на войне первое дело!
Дед аппетитно захрустел огурцом, и, увидев, что к нему присоединились гости, добавил:
– Вот вы, ребята, шутки шутите, а я взаправду вместе с князьями служил.
– Не может быть! – среагировал Каранелли, мгновенно понявший, что хозяину хочется поговорить. Нужно только поддакивать, и информация польется рекой. Может, удастся понять, что же здесь странного, – служить в одном полку с князьями?
– А вот и может! Десять лет, с девятьсот седьмого года в лейб-драгунском Московском полку!