Лидер Культа. Том I

— У меня есть и минусы, — вновь впиваюсь в сладкие губки, а моя ладонь соскальзывает под юбку аристократке.

Мои уши ласкает томный женский стон.

Как приличная воспитанная девочка, Корнелия сопротивляется. Когда же внутренний нравственный инспектор ставит ей "удовлетворительно", сексуальное тело обмякает в моих руках.

Аристократка наконец отвечает на мой поцелуй.

Корнелия Корнева испытывает сексуальное возбуждение!

Шанс становления верующей повышается!

Корнелия Корнева испытывает влечение к пользователю!

Шанс становления верующей перманентно повышен!

Глава 40

Моя правая ладонь ложится на шею девушки, а левая сжимает под юбкой сквозь намокаюшую ткань трусиков половые губы.

Разорвав поцелуй, Корнелия давится стоном, чтобы нас ненароком не поймали.

— Ложь подругам, секс с простолюдином, безответственная ночная езда…

Гнев огнем обжигает мою грудь.

Рука стискивает девичье горло.

— Гадкая девчонка!

Бывшее в моей власти тело блондинки резко напрягается. Корнева пытается сделать вдох, испуганное лицо краснеет от усилий.

Колено выстреливает в мой пах.

Чтобы уклониться, приходится отпустить аристократку.

Держась за шею, Корнелия пытается продышаться.

Корнелия Корнева испытывает злость!

Ментальное равновесие стабилизируется!

Шанс становления верующей снижается!

— То, что было между нами, ни черта не значит! — рычит девушка. — Только попробуй еще раз приблизиться ко мне или моим подругам, и я заставлю тебя пожалеть об этом! Козел!

Поправив студенческую форму, девушка встряхивает платиновой гривой и уходит.

Я бросаю вслед:

— Ты отняла мою жизнь, Корнелия. Теперь я завладею твоей.

Оборачиваясь, Корнева надменно фыркает:

— Чокнутый!

Я провожаю взглядом стройную женскую фигуру, пока она не скрывается за поворотом коридора.

Никаких сообщений от Системы о перманентном снижении симпатии и шанса становления моей верующей. Что это значит?

Корнева играет в дурочку. Ожидаемо.

Тогда я сыграю сразу и прокурора, и судью и палача.

* * *

Последние занятия с придирчивыми профессорами выжимают меня, как лимон. Удивительно, как еще что-то осталось для похода в туалет?

Итак, план минимум на сегодня выполнен. Остаются факультативы и студенческие клубы по интересам. Сигналов тревоги на телефон я не получал, Система тоже молчит. Значит, могу задержаться и попробовать наладить контакт с подругами Корневой.

Стоит или не стоит? Вот в чем вопрос.

Ударение проставь сам.

Пока я справляю нужду, в туалет заходит еще один студент. И сразу трое за ним.

— Эй, парень, оставь-ка нас!

Я знаю всех троих. Шакалов из моей группы и двое простолюдинов, которые пытались недавно подлезть ко мне. Очкастый толстяк и здоровяк с обезьянней мордой. Третьего, видимо, съели.

— Эм, ну, вообще-то, это общий… — подает робкий голосок четвертый лишний.

— Общего не бывает, — утомленно вздыхает Молофей, — кому-то всегда принадлежит большая часть. Сейчас она принадлежит нам.

Для наглядности философской мысли здоровяк скрещивает на могучей груди крупные руки.

Повесив голову, так и неиспражнившийся паренек покорно покидает туалет. Вот уж терпила во всех смыслах.

Толстяк запирает дверь.

Довольный Шакалов подходит к писуарам.

— Какая удача встретить тебя здесь, Домин!

Стряхивая, я небрежно бросаю:

— О, так это совпадение, что вы шли за мной от аудитории до самого туалета?

Простолюдины напрягаются. Аристо стоит с натянутой улыбкой до тех пор, пока я не заканчиваю мыть руки.

— Полгода назад ты был куда тише и покладистые, Домин, — безрадостно хмыкает Молофей. — Но я здесь именно за тем, чтобы показать тебе твое место, наглый пес!

Высушивая руки, я спокойно наблюдаю в зеркало, как Шакалов отступает к запертой двери. Его миньоны приближаются ко мне.

Толстяк даже принимает убогую боевую стойку.

Подавив усмешку, я строю испуганную моську.

— Пацаны, вы чего? Как же "простолюдины должны держаться вместе" и вот это вот все? Мы же одной с вами крови!

Парни переглядываются.

— Ну, ты типа сам виноват, не тех людей тронул, — пожимает плечами здоровяк.

Вот тебе и коллективизм. Он работает до тех пор, пока все сидят в одной помойке. Как только замячит надежда выбраться, начнется бег по головам друзей и товарищей.

Так, а что насчет множественного числа? Шакалов здесь от кого-то еще?

Я демонстративно закладываю руки за спину.

— В любом случае, я не собираюсь с вами драться…

Когда на лицах простаков проскакивает облегчение, я позволяю себе добродушно улыбнуться:

— По крайне мере, не здесь и не при свидетелях.

Мои слова заставляют студентов боязливо отступить и искать поддержки у аристократа.

— Ребят, ну так дело не пойдет! — бросает он. — Если хотите, чтобы я замолвил о вас словечко перед Корневыми, придется замарать ручки. Не чужие — так свои!