Лидер «Ташкент»

Все это сделали утром 26 июня два лидера — «Харьков» и «Москва». Но для «Москвы» ее первый бой стал и последним: лидер погиб у неприятельских берегов. Сперва, когда до нас не дошло еще никаких подробностей, и в штабе базы знали лишь о самом факте гибели лидера, мне не хотелось верить, что это правда.

Потеря, тяжелая для всего Черноморского флота, была для меня большим личным горем. Я долго командовал «Москвой», знал на ней каждого краснофлотца. Прошло каких-нибудь три месяца с тех пор, как этот корабль принял у меня капитан-лейтенант Тухов… Представить, что его нет в живых, мне было трудно.

Мы познакомились с Александром Борисовичем еще в училище, вся его флотская служба прошла на моих глазах. Человек глубокий и вдумчивый, строгий к себе и взыскательный к товарищам, он не со всяким шел на дружбу. Но если уж подружился, то навек. А к кораблям, на которых служил, привязывался так, что и в самые спокойные дни стоянки редко уходил домой.

В командование «Москвой» Тухов вступил уверенно, и я не сомневался, что передаю корабль в надежные руки. Но только время и походы могли выработать то полное взаимопонимание между новым командиром и экипажем, которое так много значит в бою. Меня угнетала мысль: не вызвала ли трагический исход первого боя «Москвы» какая-нибудь роковая оплошность, связанная с молодостью командира? И может быть, все кончилось бы иначе, останься на корабле я? Три года готовил я экипаж «Москвы» к боевым действиям. Там бы мне и воевать.

Невольно приходило на ум, что на «Ташкенте» я пока в еще более трудном положении, чем был Тухов на «Москве»: встретил войну командиром корабля, на котором ни разу не выходил в море. От таких мыслей стоянка в порту делалась еще тягостнее.

Долгожданный приказ — следовать в Севастополь — пришел в середине июля. На лидере необычайное оживление. Не дожидаясь команды об изготовлении корабля к бою и походу, моряки еще и еще раз проверяют свои заведования. Мне не приходится почти ни о чем напоминать командирам подразделений — у них все продумано, предусмотрено.

— Разрешите орудийным расчетам находиться на боевых постах непрерывно? спрашивает командир БЧ-II старший лейтенант Новик.

Даю на это «добро» — на переходе не помешает иметь в максимальной готовности все огневые средства. Новик спросил о расчетах башен главного калибра. Что касается зенитчиков, то они уже вообще переселились к своим орудиям.

Основные зенитные средства лидера — батарея 37-миллиметровых автоматов. Расположена она на специальной площадке у второй трубы. Как-то, обходя ночью корабль, я поднялся на эту площадку и обнаружил краснофлотцев, отдыхающих около пушек. Некоторые еще не спали и встали при моем появлении.

— Значит, вы и ночуете здесь? — спросил я, несколько удивленный.

— Так нам спокойнее, товарищ командир, — ответил за всех комсорг батареи старшина 2-й статьи Григорий Гутник. — Если тревога, мы уже на месте…

Фашистская авиация еще не бомбила завод, но моряки знали про налеты на Севастополь и другие приморские города, и в инициативе зенитчиков был резон. Вскоре они окончательно обжили свою площадку, стали тут и обедать, и ужинать.

Выход в Севастополь назначили с таким расчетом, чтобы засветло спуститься по реке в лиман и дойти до рейда, а морской переход совершать в темное время. Выдержать этот график, однако, не удалось.

Сама река в нижнем течении широка. Но ширина глубоководного корабельного фарватера не превышала 80 — 100 метров. Это почти вдвое меньше длины корпуса такого корабля, как «Ташкент», о чем все время надо помнить. Впрочем, если хорошо видны створные знаки и буи и нет сильного ветра, проводка корабля по реке не представляет сложности, а в день нашего перехода прогноз погоды никаких неприятностей не предвещал.

Мы отошли от причала, развернулись, легли на первый речной створ… Наконец-то я получил возможность почувствовать корабль на ходу, посмотреть, как он ведет себя на циркуляциях, как слушается руля и машин и в конечном счете — командира.

«Ташкент» слушался меня отлично. Уже после первых поворотов мне стало хорошо и спокойно, появилось знакомое, всегда радостное ощущение собственной слитности с кораблем. Строгая тишина мостика, нарушаемая лишь ровным гулом турбовентиляторов, помогала настроиться на походный лад.

Вопреки благоприятному прогнозу вскоре небо начали заволакивать иссиня-черные тучи. Воздух над рекой словно застыл в душной истоме. Штурман Еремеев, выглянув из своей рубки, доложил, что атмосферное давление резко падает.

На Черном море известен тропическими ливнями район Батуми. Не все знают, что ливни, не уступающие по силе батумским, но в отличие от них сопровождаемые обычно шквалистым ветром, бывают порой и здесь, в районе лиманов. Кажется, такой ливень и собирался обрушиться на нас. Это не беспокоило бы меня, будь мы уже в море или хотя бы в лимане. Но попасть под непроглядный ливень, да еще с ветром на узком речном фарватере — перспектива не из приятных.