Лидерство, основанное на принципах

Если ученик не дает учителю возможности узнать, на каком уровне знаний он находится, задавая вопросы или обнаруживая свое неведение, он ничему не научится. Человек не может притворяться слишком долго, его все равно разоблачат. Признание собственного невежества – первый шаг в нашем образовании.

Внутренний рост

Теперь перейдем от развития знаний и умений к внутреннему росту личности. Представим, что какой-то человек находится на уровне пятого дня интеллектуального развития, но в эмоциональном отношении – только на уровне второго дня.

Все идет хорошо, пока светит солнце и дела в порядке. Но что происходит, когда накапливается усталость, когда возникают проблемы с женой и детьми, финансовые неурядицы и вдобавок ко всему голова разрывается от беспрерывно звонящего телефона?

Эмоционально незрелый человек может оказаться в полном рабстве у своих негативных эмоций – гнева, нетерпения, критиканства. Однако на публике, когда все хорошо, его внутренняя ущербность, незрелость, может быть совершенно незаметна.

Упрощение естественных процессов не всегда очевидно в эмоциональной, социальной и духовной сферах. Здесь мы можем позировать и притворяться. И некоторое время нам удастся продержаться. Мы можем даже обманывать самих себя. Однако мы сами знаем, каковы мы внутри, как и многие из тех, с кем мы живем и работаем.

Чтобы эффективно взаимодействовать с женой, мужем, детьми, друзьями или коллегами, нужна эмоциональная сила, поскольку мы должны учиться слушать. Умение слушать подразумевает терпение, открытость, желание понять собеседника. Когда мы открыты, мы готовы к тому, что нам потребуется измениться, что на нас будут оказывать влияние. А если мы уверены в своей правоте, мы не хотим меняться. Нам легче быть закрытыми, говорить самим, повелевать. Легче действовать с позиции уровня два эмоциональной зрелости, а советы давать, претендуя на уровень шестой.

Обладать, а потом отдавать

Помню, я пытался объяснить своей дочери, как важно делиться, в то время, когда она еще не была готова принять эту идею. Фактически я пытался по команде переместить ее из дня второго в день пятый.

В тот день, когда моей дочери исполнилось три года, я пришел домой и застал ее в углу гостиной, где она вцепилась в свои подарки, не желая дать другим детям поиграть с ними. Первым делом я заметил нескольких родителей, которые присутствовали при этой демонстрации эгоизма. Я был смущен, ведь я был профессором в области человеческих отношений и чувствовал, что эти люди ожидали от меня и моих детей большего.

Атмосфера в комнате была накалена – дети толпились вокруг моей дочери, протягивая руки и прося ее дать поиграть только что подаренными игрушками, но та ни в какую. Я сказал себе: «Я должен научить свою дочь делиться. Готовность делиться входит в число базовых ценностей, в которые я верю». И я приступил к следующему процессу.

Сначала я пытался просто требовать.

– Дорогая, не хочешь ли ты поделиться со своими друзьями игрушками, которые тебе подарили?

– Нет, – последовал равнодушный ответ.

Вторым методом была попытка образумить ее.

– Дорогая, если ты научишься делиться со своими гостями, потом, когда ты придешь к ним домой, они поделятся своими игрушками с тобой.

Снова отказ.

Это повергло меня в еще большее смятение, ведь было очевидно, что я не имею никакого влияния на дочь. Моим третьим подходом был подкуп.

– Дорогая, если ты поделишься, у меня есть для тебя сюрприз. Я дам тебе жевательную резинку.

– Не хочу жвачку! – взорвалась она.

Я был близок к отчаянию. В своей четвертой попытке я прибег к угрозе.

– Если ты не поделишься, у тебя будут большие неприятности!

– Мне все равно! – воскликнула она. – Это мои вещи, и я не обязана ими делиться!

Наконец я прибег к силе. Я просто отнял у нее часть игрушек и отдал их другим детям.

– Вот, ребята, играйте.

Возможно, моей дочери нужен был некоторый опыт владения своими подарками, прежде чем она могла расстаться с ними – ведь не обладая чем-то, мы не можем отдавать. Но в тот момент я ставил мнение чужих родителей выше личностного роста и развития своей дочери и наших с ней взаимоотношений. Я просто с самого начала исходил из того, что я прав – она должна делиться, – а она не права, коль скоро не делает этого.

Она переживала второй день, а я предъявлял к ней ожидания, соответствующие дню пятому, просто потому что я сам – на своей шкале – был на уровне второго дня эмоционального развития. Я сам оказался не способен проявить терпение и понимание и в то же время ожидал, что она должна их проявить! Если бы я был тогда более зрелым, я позволил бы своей дочери выбирать: делиться или не делиться. Возможно, после первой попытки урезонить ее я мог бы отвлечь внимание остальных детей на какую-нибудь интересную игру, тем самым избавив свою дочь от эмоционального давления. Теперь-то я знаю, что, пережив в полной мере чувство обладания, дети совершенно естественно и непринужденно делятся.