В экономике впервые за столетия отраслевая система управления заменялась территориальной. В начале 1957 года были упразднены союзные министерства, а подчиненные им предприятия переданы региональным Советам народного хозяйства (СНХ), руководившим одновременно многими отраслями промышленности на подведомственной территории. Казалось, политика Хрущева дает результат, во многом экономический рост объяснялся мультипликативным эффектом массового строительства жилья в городах, что потом назовут жилищной революцией. Однако в начале 1960-х темпы роста экономики упали. Создание совнархозов себя не оправдало. К концу 1950-х СССР вновь стал импортировать технологии, а в 1963 году впервые закупили хлеб за границей. В итоге Хрущев настроил против себя и партийный аппарат, и силовые структуры, недовольные резким сокращением советской военной машины.
На октябрьском Пленуме ЦК 1964 года он был отправлен в отставку. Во главе партии встал Леонид Ильич Брежнев. Немедленно были упразднены совнархозы и вновь образованы прежние отраслевые министерства. Однако они уже не располагали прежним весом и самостоятельностью, поскольку не могли принимать важные решения без согласования с сохранявшимися и усиливавшимися отраслевыми отделами ЦК КПСС. Столкновения между министерствами и ЦК были одной из важных причин заминок в проведении экономических реформ 1960-х годов, связанных с именем премьера Алексея Николаевича Косыгина и предполагавших бо́льшую самостоятельность предприятий.
Сейчас эпоха позднего СССР воспринимается как период застоя, который вел к краху государства. Однако в тот период все выглядело совсем иначе. Именно тогда страна достигла наивысшей доли в мировом ВВП – 12,3 % (сейчас на РФ приходится чуть более 3 %). Государства Запада казались все менее управляемыми, о переходе каких-либо новых стран к западной модели речи не шло, а социалистические (или псевдосоциалистические) режимы множились повсеместно на фоне прорывов СССР в космосе. Ведущие теоретики-компаративисты считали тогда однопартийное государство советского типа весьма эффективным.
Именно во времена Брежнева СССР достиг военно-стратегического паритета с США и НАТО, что (наряду с «вьетнамским синдромом» в Вашингтоне) явилось важной причиной начала политики разрядки и заключения серии российско-американских договоров о контроле над вооружениями.
Смерть сначала Брежнева, а затем и двух следующих лидеров – Юрия Владимировича Андропова и Константина Устиновича Черненко – привела к вершине власти в 1985 году Михаила Сергеевича Горбачева.
Он был полон позитивных намерений: планировал в одностороннем порядке прекратить «холодную войну» и прекратил ее, он добивался демократизации советского строя, что не пришло бы в голову его предшественникам. Он собирался улучшить хозяйственное положение, допустив ограниченные элементы рыночных отношений, ослабить нагрузку избыточного военно-промышленного комплекса на экономику, избавиться от старой коммунистической элиты, мешавшей отойти от одиозных крайностей советского режима, которые препятствовали развитию. Но в планы Горбачева вовсе не входили распад «социалистической системы», уход от власти КПСС (а значит – и его самого), равно как и распад СССР. Это явилось во многом неожиданным побочным результатом его деятельности.
Перестройка являлась претворением в жизнь определенной политической философии, отличавшейся от традиционной коммунистической догмы. Ее сторонники были глубоко убежденными приверженцами общегуманитарных ценностей, социализма с человеческим лицом, государственной собственности и демократии, которым не позволяли утвердиться пережитки сталинизма, партийный аппарат (либо только консервативная его часть) и спецслужбы. Достаточно дать людям свободно высказывать все, что они думают, и выбирать себе начальников, как социализм сможет развернуться во всю свою ленинскую силу. Этот набор идей, весьма характерный для всего поколения «шестидесятников», даст рождение такой модели государственного устройства, которое не было – и вряд ли могло быть – жизнеспособным: сочетание демократии с нерыночной плановой экономикой. Главная проблема с этой моделью заключалась вот в чем. Когда в условиях демократии людям разрешают задавать вопросы, первый из них – при отсутствии рынка: «А где, собственно, еда?» Именно этот вопрос оказался роковым и последним для Горбачева.
«И прямо скажем, рассчитывали, что нас на руках будет носить развитый Запад. Да нету! Это иллюзия, утопия, никто никогда нигде не будет носить».