Я никак не мог сосредоточиться на учёбе, да и обстановка в институте этому не способствовала. Я подписался на все новостные каналы, в которых писали о кризисе на Венере, начал, как и Виктор, выискивать в сети смехотворные разоблачения и неправдоподобные слухи — лишь бы хоть как-то заполнить саднящую пустоту внутри себя.
О матери я больше ни с кем не говорил.
В учебной части к моей ситуации отнеслись с пониманием и оформили мои недельные прогулы как больничный; Виктор лишь один раз выразил свои неловкие соболезнования и больше не поднимал эту тему. Мы делали вид, что ничего не изменилось, хотя в нашей жизни уже ничего не было прежним.
— По ходу началось, — сказал мне Виктор после того, как мы оба получили одинаковые извещения на суазор — Патрокл был срочно отозван с Марса и вернулся к Земле, спрятавшись в тени Луны.
— Это ни о чём не говорит, — сказал я, хотя сам себе не верил.
Виктор покачал головой с таким видом, словно я уже в десятый раз настаиваю на очевидной глупости, и показал мне экран своего суазора, быстро пролистывая броские заголовки новостей.
Мы сидели на семинаре, и профессор, выглядевший так, как будто его выпустили на поруки из богадельни, оставил, наконец, в покое висящую в воздухе проекцию двигателя Миньковского и покосился на Виктора, свирепо наморщив брови. Виктор продолжал торопливо искать что-то в своём наладоннике. Я толкнул его локтём.
— Молодые люди… — начал профессор.
— Извините, — сказал я.
Профессор потешно надул щёки. Я с трудом сдержал смешок — он походил на нелепого персонажа из комедии положений.
— Я, конечно, всё понимаю, — сказал профессор, — все мы… как на иголках. Но это не повод, — он показал рукой на голограмму, — не причина забывать обо всём на свете. Вы же всё-таки студенты. Не говоря уж о том, — профессор шагнул через призрачную схему двигателя, вздрогнувшую, как мираж, в зыбкой, созданной электронными шторами темноте, — не говоря уж о том, что это попросту невежливо.
— Извините, — повторил я.
Виктор несколько минут нехотя изображал старательного студента, разглядывая голограмму и профессора, прихрамывавшего вокруг неё, разбирая призрачный двигатель резкими взмахами дрожащих рук. Печатные платы распадались на отдельные схемы с неровными, как у частичек паззла, краями и плыли в воздухе, мерцая, медленно растворяясь в темноте. Изогнутые, как в агонии, трубы ускорителя на несколько секунд увеличились в размерах, закрутились вокруг оси, демонстрируя все свои внушительные изгибы, а потом замигали и исчезли, убранные из уравнения, изученные и ненужные.
— Все желающие, — сказал профессор, — все те, у кого нет своих проекторов, могут в любой момент повторно изучить эту схему в библиотеке. Хотя нечто подобное вы можете проделать и через свой суазор. На экзамене…
До экзаменов оставалось ещё несколько месяцев. Виктор открыл суазор.
— Он заметит, — шепнул я, но Виктор меня не слушал.
— Итак, последнее, что вам нужно знать… — продолжал профессор.
— Вот, смотри, — Виктор толкнул в мою сторону наладонник, и тот заскользил, как лист, по нашей парте.
— И что тут? — спросил я.
— Первый же заголовок! — прошипел Виктор. — Ты что, читать не умеешь?
— Да что тут… — повторил я.
Профессор вновь взглянул в нашу сторону, я виновато опустил голову и вернул Виктору суазор.
— Ну что, — сказал профессор, — кто-нибудь готов сейчас заново собрать двигатель — по свежей, так сказать, памяти?
Профессор взмахнул старческой рукой, и под потолком появились прозрачные миражи разобранных частей, платы, электрические цепи, изогнутый змеёй ускоритель.
— Ну, как что? — сказал Виктор. — Про Патрокл, и это… Там целый флот у Луны собирается…
— Молодые люди! — Профессор затрясся, как во время припадка. — Ну, сколько можно вам повторять?! Вы мне уже просто мешаете вести семинар!
— Но… извините… — сказал Виктор. — Просто здесь…
Профессор просверлил Виктора яростным взглядом.
— Выйдите! — крикнул он и ткнул в нас пальцем. — И друга своего заберите! Не хотите слушать, так не мешайте другим.
— Извините, — затараторил я, — простите нас, мы больше…
— Выйдите! — неумолимо повторил профессор.
Меня в первый раз выгнали с семинара.
Виктор, проходя мимо голограммы двигателя, потряс руками — прозрачное трёхмерное изображение затряслось в воздухе и причудливо исказилось, как от ряби волн. Кто-то засмеялся.
— Что за цирк! — прошипел профессор. — Живо! В коридор! Я ещё поговорю о вас с учебной частью!
Мы вышли. Виктор демонстративно хлопнул дверью. В коридоре стояла сонная сумрачная тишина.
— Вот ведь старый хрен! — сказал Виктор.
— А тебе не терпелось прямо! — сказал я. — Посмотрели бы потом… Если он и правда в учебную пойдёт? Мне ещё этих проблем не хватало.
— Да никуда он не пойдёт! — махнул рукой Виктор.
Мы встали напротив мутного, затянутого электронной пеленой окна. Виктор осмотрелся.