— А я лично не сомневаюсь, что он не будет больше читать у нас лекции, — хихикнул Виктор.
Я кивнул головой.
Молодой преподаватель, наконец, вспомнил о теме своей лекции, и мне уже ничто не мешало спать.
Следующим по расписанию был нейроинтерфейс.
38
Безумие, охватившее меня во время первой учебной миссии на Аэропе, больше не повторялось. Я всегда находил выход, о котором рассказывал мне Тихонов. К тому же слухи о проблемах с трудоустройством, которые распространял далеко не один Виктор, явно подействовали, и мой средний балл за четвёртый курс вырос сразу на несколько пунктов, оказавшись наивысшим за всё время моего обучения в институте.
Лиде я больше не писал.
Даже в соцветие я заглядывал редко, как будто боялся увидеть её публикацию в ленте новостей, боялся встретить в паутине из нечётких лиц, которые я никак не мог запомнить, её блуждающий призрак.
Учебная программа на последнем курсе обросла новыми обязательными предметами и непонятными факультативами. Специальность, которую мы должны были получить после окончания, поменяли, и теперь к привычному "оператор" добавились "преподаватель" и "специалист по конфигурации сетей". Казалось, что всех нас в новом году перевели в другой институт, где готовят учителей и программистов, а не пилотов космических кораблей. Впрочем, ближе к выпуску даже стали поговаривать, что нас вообще собираются целенаправленно валить на экзаменах, оставлять на второй год и не портить в очередной раз статистику института по трудоустройству.
Виктор был чуть ли не в панике.
— Как тебе перспективка? — спросил он, когда вывесили расписание выпускных экзаменов. — Вместо диплома… пинок под зад. Слетаешь с бюджета, и ещё год за свой счёт учиться. Причем не факт, что через год…
— Да прекрати ты! — сказал я. — Не могут же они всех исключить.
— Всех, не всех, — сказал Виктор, — но какие теперь шансы?
— Всё это только слухи, — ответил я, хотя сам уже начинал верить в эти истории с исключением. — Какой смысл накручивать себя? Да и что мы можем сделать? Забастовку устроить?
Впрочем, я боялся не меньше Виктора.
Я боялся, что не сдам экзамены, или что не найду потом работу и запишусь в итоге лаборантом на захудалую кафедру, где проторчу десятки лет без каких-либо перспектив.
К выпускным экзаменам я готовился так же, как к вступительным — как будто для нас устроили очередной бесчеловечный конкурс, и лишь один из сотни студентов сможет получить желанный диплом. Я целыми днями сидел, заперевшись в тесной комнатке в общежитии, перечитывал учебники и конспекты курсов, разговаривал сам с собой, как сумасшедший, репетируя свои выступления на экзаменах.
Первым я сдавал математический анализ, потом — квантовую физику, потом — нейроинтерфейс.
Я попал в группу к Тихонову и решил, что это хороший знак, так как старик всегда относился ко мне доброжелательно. После игры в безжалостную рулетку, когда старомодный компьютер в лабораторной своенравно выбрал мне задание после того, как я коснулся экрана рукой — будто считав с моей ладони линии судьбы и жизни, — Тихонов посмотрел мне через плечо и, улыбнувшись, сказал:
— О, пилот! Это же самое интересное!
— Сейчас, видимо, это единственный способ, каким я могу стать пилотом, — попытался пошутить я.
Но Тихонов в ответ лишь нахмурился и покачал головой.
— Не разделяю вашего пессимизма, — сказал он.
Я помню только, как сел в кресло и как пришёл в себя — сгорбившись, точно от предсмертной боли, судорожно сжимая руками подлокотники. Тихонов дружески хлопнул меня по плечу и заявил, что я закончил раньше всех.
Высший балл.
Я ещё долго смотрел на него, не соображая, что происходит. Потом я, наконец, отпустил трещащие подлокотники кресла, попробовал встать и покачнулся.
— Осторожнее! — сказал Тихонов, поддерживая меня. — Вы как-то… перенапряглись сегодня. Нечасто доводится видеть, как одно из сложнейших заданий программы выполняют так безошибочно и быстро.
Тихонов озабоченно заглянул мне в глаза, продолжая держать меня за плечо, как мертвецки пьяного.
— Вы как себя чувствуете? — спросил он. — Голова не болит?
— Всё в порядке, — выдавил я из себя. — Только свет… немного режет глаза.
— Здесь довольно темно, — сказал Тихонов.
Я прикрыл рукой глаза.
— Извините, — сказал я. — Наверное, и правда переволновался. Столько навалилось всего… Вы говорите, я сдал?
— Да, — ответил Тихонов. — Причём отлично! Вы… — Тихонов на секунду замялся, — прирождённый пилот.
И он настойчиво потянул меня за руку — к двери в коридор. Можно было подумать, дальнейшее пребывание рядом с работающими терминалами могло пагубно сказаться на моём здоровье.
— С вами точно всё в порядке? — спросил Тихонов. — Обращаться в медицинское отделение было бы…
— Всё хорошо, — перебил я его, начав, наконец, соображать, что происходит. — Просто… ну, вы понимаете…