Лидия

Наши коллеги сидели в креслах, откинув назад безвольные головы. Их глаза были открыты и слепо смотрели в невозмутимую черноту на экранах. На секунду мне показалось, что я нахожусь в морге.

— А по поводу Венеры… — сказал я. — У тебя было хоть раз… Вы когда-нибудь встречались с их кораблями?

— С сепаратистами? — пилот приподнял брови. — Нет, бог миловал. Хотя, по теории вероятности… Сколько там было? — Пилот сощурился, вспоминая. — Вероятность столкнуться с их кораблём по нашему маршруту шесть и два что ли… Кстати, если лететь до Марса, то меньше. Ну, короче, сам и считай. Когда-нибудь ты их встретишь. Если, конечно, будешь продолжать летать.

— И что тогда? — зачем-то спросил я.

— А чёрт его знает, что тогда! — сказал пилот. — В конце концов, все там будем, — добавил он с показным равнодушием. — Нам-то ещё что… А представь, каково на патрулях? Ты можешь уничтожить планету, нажав на кнопку, — и пилот демонстративно ткнул на панели в какой-то тумблер. — Раз, и все! И нету Венеры… Ну, или Земли.

— Они же не для этого…

— А для чего? — спросил пилот. — Бог его знает, что у них там… Представь себе — десять, пятнадцать кораблей, каждый из которых способен за пару секунд уничтожить планету! И это у нас. А ещё сепаратисты… Там вообще один чёрт знает, сколько у них кораблей.

— Чёрт уж точно знает, — вставил я.

— Ага, — согласился пилот. — Только это не имеет значения. Три или триста три. Просто нажать на кнопку…

У пилота сработал сигнализатор, он вздрогнул и прижал палец к правому уху, а через секунду уже плыл по рубке к открытому люку в коридор. Я снова остался один.

Просто нажать на кнопку.

Я посмотрел на приборную панель. Перед триптихом нейроинтерфейса поблёскивало несколько тумблеров — включение диагностики, аварийного режима, экстренный выход из нейросети…

Моя рука невольно потянулась к активации экстренного выхода, но я вовремя остановился.

Иллюминаторы в рубке заливала темнота.

32

Через несколько часов одну из пассажирок стало тошнить. Рвало её несколько раз, и липкие комки непереваренной суспензии разлетелись по всему отсеку.

Заниматься этим поручили, разумеется, мне.

Я барахтался в вытянутом, как аэродинамическая труба, пассажирском отсеке — точно студент, который впервые в жизни явился на предполётную подготовку и оказался в герметичной камере, где старательно воссоздаётся невесомость, как на космических кораблях. Я хватался руками за поскрипывающие клетки сидений и перевёрнутые лестницы в стенах, пытаясь поймать вакуумной трубой проплывающие мимо меня комки желтоватой рвоты.

Женщина, которой было плохо, принялась извиняться:

— Вы знаете, — говорила она, — мне всё время кажется, что мы как будто плывём где-то, и что всё вокруг качается… ну, как на корабле. Извините, я… — Она попыталась улыбнуться; лицо её было бледным, и глубокие морщины вокруг глаз казались трещинами на восковой маске. — Я просто никогда не любила плавать на кораблях.

— Я тоже, — зачем-то сказал я.

— Да, вы знаете, всё это так… — начала женщина и вдруг резко замолчала, тупо уставившись перед собой, как под воздействием успокоительных — наверняка её снова начало тошнить.

Я продолжал собирать рвоту. Другие пассажиры молчали и пристально следили за мной — как заключённые на охранника, который совершает свой регулярный обход. Я ненароком задел кого-то ногой, торопливо извинился и, потеряв на секунду ориентацию, ударился о стену головой.

Мне показалось, что пассажирский отсек и правда покачивается, как во время шторма на корабле — он мягко проседал, проваливаясь в пустоту, и поднимался снова, заваливаясь в сторону открытого проёма в коридор, точно невидимые волны космического света пытались перевернуть нас, поменяв местами пол с потолком.

Я всё ещё продолжал думать так, как будто мы на Земле, как будто на нас по-прежнему действует сила тяжести, а болезненная вялость и бесплотность моего тела — лишь странная фантазия, морок, вызванный постоянными сеансами в нейросети.

Я поймал последний комок рвоты, и у меня закружилась голова. Мне захотелось поскорее выбраться из пассажирского отсека — я был уверен, что там, из-за этих четырёх измучанных людей, тела которых методично бьёт электрошоком, действуют особые законы физики, и начинается невозможная морская качка, вызывающая обморочную одурь и тошноту.

Я уже направлялся к выходу из отсека, когда кто-то осторожно коснулся меня рукой:

— Спасибо, — сказала женщина, — и извините, я… Я понимаю, что вы совсем не должны этим заниматься, что у вас другие обязанности, но из-за меня…

Я думал, как ей ответить — например, пошутить, что числюсь на корабле стюардессой, так что разносить пассажирам энергическое молоко и собирать комки плавающей рвоты есть мой прямой и непосредственный долг, — однако едва я открыл рот, как сигнализатор в ухе раздражённо заверещал, ударив меня током в барабанную перепонку.