Лидия Русланова. Душа-певица

— До Угры совсем немного оставалось. Бежим по лесу. Куда бежим? Командир говорит: туда надо. Бежим, куда он показывает. Вышли к Угре. Угра разлилась, берегов не видать. Море, а не река. Стали мы заходить в воду, а с берега, с высотки, ударили пулемёты. Кто поплыл, никто до того берега не доплыл. Командир кричит: «Назад! А то всех побьют!» Вернулись в лес. И тут нас окружили со всех сторон. Звуковую установку подвезли. Пластинки начали крутить. Зашипела пластинка, пошла. Слышим, Русланова запела. Ох, как тут тягостно на душе стало… И вдруг прервалась песня и голос, один из наших, почти рыдает: «Братцы! Тут ничего! Жить можно! Кормят! Братцы!..» А мы уже четвёртые сутки ничего не ели…

Автор слов «Катюши» поэт Михаил Исаковский[36] рассказывал о таком случае: «Однажды под вечер, в часы затишья, наши бойцы услышали из немецкого окопа, расположенного поблизости, „Катюшу“. Немцы покрутили её раз, потом поставили второй раз, потом третий… Это разозлило наших бойцов: мол, как это подлые фашисты могут играть нашу „Катюшу“?! Не бывать этому! Надо отобрать у них „Катюшу“! В общем, дело кончилось тем, что группа наших солдат совершенно неожиданно бросилась в атаку на немецкий окоп. Завязалась короткая, молниеносная схватка. В результате — немцы ещё и опомниться не успели, как „Катюша“ — пластинка с патефоном — была доставлена к своим».

По степени популярности среди солдат воюющих армий с Руслановой могла соперничать разве что Лале Андерсен. Её пластинку с песней «Лили Марлен» немцы, когда стояли в обороне, крутили с утра до вечера. А для немецких танкистов эту песню в определённое время на объявленной частоте передавало «Солдатское радио Белграда». Но Андерсен пела всего одну песню. Других, столь же популярных, как «Лили Марлен», в репертуаре немецкой певицы не было. Не так-то просто наполнить репертуар хорошими песнями.

Русланова любила повторять (повторим и мы): «Хорошо петь — очень трудно. Изведёшься, пока постигнешь душу песни, пока разгадаешь её загадку».

Наша героиня — великая труженица. Работала много. Изводилась. Изводила своих музыкантов и своего добивалась. Репертуар постоянно пополнялся. Почти каждая новая песня становилась шлягером. «За горою у колодца…», «Катюша», «Валенки». И грампластинки её появлялись одна за другой.

Шеллачная пластинка с Руслановой в стареньком потрёпанном конверте — это теперь коллекционный предмет. Раритет! Недешёвый и очень ходовой товар антикварных магазинов. Это к вопросу о том, стареет ли её песня…

Глава двенадцатая «КАТЮША»

«Поплыли туманы над рекой…»

В 1938 году поэт Михаил Исаковский начал писать очередное стихотворение. Только что отгремели первые пушки на Халхин-Голе, неспокойно было на западе страны и на севере в районе Ленинграда на границе с Финляндией. Запахло новой войной. На западе, в Европе, она уже бушевала.

Поэт всегда очень тонко чувствует время и улавливает любое волнение в народной душе. Что такое война для простых людей? Война — это расставания, разлука родных и любимых сердец. Разлука зачастую трагична, потому что — навсегда.

Михаил Исаковский был поэт, о которых говорят — милостью Божией. Его стихи, по точному определению критика и литературоведа, профессора Литературного института им. М. Горького Владимира Смирнова, в море русской поэзии отличает «мощный напор лиризма». Исаковский — «поэт человеческого счастья», «создатель величайших русских песен, песен нашего народа».

Исаковский написал две строфы и остановился. Дальше не шло.

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.

Выходила, песню заводила

Про степного сизого орла.
Про того, которого любила,

Про того, чьи письма берегла.

«Я не знал, — признавался впоследствии сам поэт, — что же дальше делать с Катюшей, которую я заставил выйти на „высокий берег на крутой“ и запеть песню. Поэтому стихи пришлось отложить…»

Вскоре произошла встреча поэта с композитором Матвеем Блантером[37]. Состоялся обычный разговор двух творческих людей. Над чем работаешь и так далее… Исаковский показал наброски стихотворения. Блантер несколько раз перечитал их и сказал:

— Стихи мне очень нравятся. Хороший зачин. А что дальше?

Исаковский пожал плечами.

«Теперь я буквально не находил себе места, — вспоминал композитор. — „Катюша“ без остатка заняла моё воображение. Вслушиваясь в слова Исаковского, я заметил, что в стихотворении его очень звонкая интонация. И в частности вот что: бе́рег, на́ берег! Какая причудливая игра ударений! Ну прямо-таки как в весёлой народной припевке. Не исключено, что эта деталь окончательно определила подвижной жанр „Катюши“».