Лифчик для героя. Путь самца - 2.

…Когда мы закончили с грустным переездом, разгребли все закрома родины, в клубе почти ничто уже и не напоминало о веселых днях. Но тут… под сценой я обнаружил еще один мешочек с вещами. С виду шмотки женские, но очень уж большого размера, ни одной из танцовщиц они бы не подошли, а среди них — сильно потертая толстая тетрадь с пожелтевшими страницами в некогда дорогом кожаном переплете. Страницы не развалились от старости лишь благодаря качеству тетрадки. Это оказался дневник. Конечно, читать его было грешно, но поймите мое изумление: стриптизерки — и еще что-то пишут?! К тому же на последних страницах я обнаружил свое имя и поэтому не мог сдержать любопытства. Кто автор дневника, я понял уже через несколько страниц — это Хельга, транссексуалка, которая работала еще в питерском заведении. О ней я знал немного, лишь то, что она «переделалась» из мужика в бабу, когда ей было сорок лет. Это почти столько же, сколько мне сейчас. Как в таком возрасте можно пойти на такие кардинальные перемены?! Как можно поставить на карту и карьеру (по моим данным, до операции Хельга была ведущим инженером на заводе), и семью? Как такое возможно, что может толкнуть человека на этот шаг, всегда оставалось для меня загадкой, потому я и поступил так некрасиво, сунув свой красивый мужской нос в чужие записи транссексуала. Надо сказать, текст был еще тот: то он шел от мужского лица, то от женского; то напоминал вырезки из медицинской энциклопедии, то отрывки любовных романов; стиль его тоже был странный, то пафосный, словно написан в назидание потомкам, то абсолютно интимный. Казалось, что писали его несколько человек…

Детская неожиданность…

— Больной, что вас беспокоит?

— Мне кажется, что у меня рак.

— Где?

— В заднице.

— Раздевайтесь… Нет, знаете ли, рака нет, но у вас здесь кирпич!!!

— Вот за ним он и живет.

… Мое первое воспоминание: в зеркале отражаются молодая симпатичная женщина и короткостриженый мальчик. Женщина примеряет парик, а мальчик смеется и пытается ей помочь.

Воспоминание второе: теперь в зеркале отражается только мальчик. Он красит губы…

Воспоминание третье: у зеркала сидит грустная девочка. Она задумчиво расчесывает волосы, вдруг что-то очень сильно пугает ее, кажется, это звонок в дверь…

Дальше воспоминания идут сплошным потоком… Городская общественная баня, набитая людьми; то меня моет мама в женском отделении; то папа — в мужском… Папа редко появляется дома, он всегда «в море» и «за границей»… Я еще не понимаю, что значит быть «в море», и мне кажется, что он уходит под воду, где работает, а ему за работу дают красивые вещи и игрушки. Таких игрушек нет ни у кого во дворе, и все дети меня любят и хотят со мной играть… Помню, как помогаю маме готовить, как она учит меня вышивать крестиком… Она разрешает играть ее украшениями и вещами… Мне вообще можно очень многое. Мы с мамой друзья и целый день проводим вместе, ведь я не хожу, как другие дети, в садик. Я «домашний» ребенок, так говорят обо мне в поликлинике, не переболевший никакими детскими болезнями… Я живу в блаженном коконе… Иногда «из моря» возвращается папа. Мне не понять, любит он меня или нет… В этот раз, узнав, что я учусь вышивать, он почему-то сильно сердится и ругает маму, но на другой день приносит мне в подарок настоящего щенка овчарки!!! Это девочка, мы назвали ее Магдой.

Вместе со щенком и бабушкой летом мы ездим на дачу, где у меня много «летних» друзей… Однажды, собравшись вместе с ними на задворках чьего-то дома, мы играем во взрослых. В чем смысл того, чтобы лежать друг на друге, я не понимаю, но участвую наравне со всеми. Лежу на соседке, она тяжело дышит, изо рта у нее пахнет шоколадными батончиками, мне хочется есть, а бабушка, наверное, уже приготовила обед и ждет меня, но все равно надо доигрывать в глупую игру про взрослых. Да еще потом дети, покрасневшие и перевозбужденные, загадочным шепотом делятся впечатлениями, а мне скучно, и желудок просто ноет… Наконец, я оказываюсь на кухне, где бабуля интересуется, почему так долго, и я честно рассказываю. Она в ужасе всплескивает руками и говорит, что про подобное при маме, а особенно папе, лучше молчать!..

А потом помню магазин, где толпятся взрослые, дети и мы с мамой. Меня собирают в первый класс. Мне ужасно нравятся белые фартуки и розовые туфли, выставленные в витрине, но мама говорит, что это для девочек, а я мальчик. И идет в совсем другой отдел и покупает скучный костюм и нелепые черные ботинки.

Так грубо и несправедливо заканчивается мое счастливое детство. Я выхожу из магазина в слезах, оглядываясь на яркие туфли, выставленные в витрине, и мне, кажется, что здесь произошло какое-то жестокое недоразумение…

То ли девочка, а то ли виденье…