Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков

Впрочем, причины, по которым дружеские узы объединяют порой очень разных людей, неисповедимы. Внешне легко прослеживалось некое общее увлечение: и Коротков, и Серов были заядлыми теннисистами и часто, вернее, при каждой возможности играли друг с другом и на кортах в Карсхорсте, и в Москве на «Динамо». Случалось им одновременно жить в одном санаторном домике в Крыму, и Серов, заядлый рыболов, тщетно пытался привить страсть к рыбалке и Короткову, которого в неофициальной обстановке называл по простому «Михалыч». Однако они никогда не были на «ты», и Александр Михайлович никогда не пользовался расположением председателя, чтобы решить какие-то проблемы личного плана. Вот служебные вопросы — совсем иное дело. Тут он не стеснялся. Касался ли вопрос управления «С» или ПГУ в целом (когда он был «и. о.») шел, минуя все промежуточные инстанции, прямиком к Серову и, как правило, добивался нужного решения. Но такое вряд ли можно называть злоупотреблением с его стороны. Просто председатель доверял начальнику управления «С» или «и. о.» ПГУ как высокопрофессиональному и компетентному специалисту.

Потому сотрудники ПГУ испытали некое недоумение, когда узнали, что начальником разведки утвержден вовсе не Коротков, а его полный тезка, Александр Михайлович Сахаровский, достаточно опытный контрразведчик, но зарубежными делами никогда ранее не занимавшийся[171].

Сегодня трудно сказать, пытался ли Серов продвинуть Короткова на должность начальника ПГУ или нет. Председатель КГБ решить эту проблему своим приказом не мог. В его компетенции была лишь рекомендация кандидата или кандидатов. Окончательное решение принимал не он, а высший партийный орган: Президиум ЦК КПСС, возможно, даже в отсутствие Серова. Первое и последнее слово на заседаниях Президиума и Секретариата ЦК принадлежало Хрущеву, ну, а самодурство Никиты Сергеевича, особенно в кадровых вопросах, общеизвестно.

Хрущев вообще недолюбливал органы госбезопасности. (Он даже не подозревал, а точно знал, что в сейфах бывшего НКВД и в Москве, и в Киеве могут всегда сыскаться недоуничтоженные по его распоряжениям кое какие документики.) Это проявилось, в частности, в том, что он, по примеру Сталина, долгое время отказывался присваивать генеральские звания полковникам, по десять и более лет пребывающим на генеральских должностях. Тем не менее, в мае 1954 года, вскоре после своего назначения председателем, Серов добился в ЦК, чтобы десяти ответственным сотрудникам КГБ было присвоено звание генерал-майора «в виде исключения» (в их числе был и Панюшкин). Через два года Серов пробил погоны с зигзагами еще одной группе высших должностных лиц в центральном аппарате КГБ и на местах. Генерал-майором, наконец, (4 января 1956 года) стал и Коротков, носивший, как принято было выражаться в офицерской среде, уже третью полковничью папаху[172]. (На самом деле он никакой папахи обычно не носил, как и военной формы вообще, разве что в особо торжественных или официальных случаях.)

Присвоение генеральского звания было, разумеется, отмечено достойным образом в кругу самых близких друзей и сослуживцев, вот только звездочку по старой офицерской традиции опустить в стопку с водкой не пришлось: генеральская звездочка на погоне с зигзагом не прикалывалась, в вышивалась серебром.

Публикация доклада Хрущева за рубежом, в странах Восточной Европы привела к серьезным, даже трагическим последствиям. Речь идет о начавшихся в Польше и Венгрии волнениях. О том, как развивались события в Польше, автор напоминать читателю не будет — они не имеют прямого отношения к главному герою книги. Иное дело — Венгрия.

Автор хорошо помнит, что писала осенью 1956 года советская пресса: контрреволюционный фашистский мятеж, инициированный спецслужбами стран НАТО, в первую очередь — США. И фотографии: повешенные на балконах и фонарных столбах за ноги, изрезанные ножами обнаженные тела партийных активистов и офицеров венгерских органов безопасности, костры из книг русских классиков и советских писателей. Советский Союз, верных своему интернациональному долгу, вынужден ввести в Будапешт войска для подавления мятежа.

В конце 1996 года автору довелось присутствовать на собрании в обществе «Мемориал», посвященном сорокалетию венгерских событий. Выступавшие говорил, что в Венгрии имел место всего лишь выступления трудящихся, в первую очередь студенческой молодежи, против тоталитарного режима сталиниста Матиаса Ракоши — тогдашнего первого секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся, зверски подавленные советскими танками. По стенам зала, где происходило собрание, были развешаны фотографии, запечатлевшие заседания «кружка Петефи», ставшего центром общественно-политических дискуссий, разгон милицией студенческой демонстрации, бронетранспортеры с «советскими оккупантами» на улицах Будапешта…

И ни одной фотографии повешенных коммунистов и офицеров, разбитых мародерами витрин ограбленных магазинов, костров из книг…