Лига перепуганных мужчин

«Я, Поль Чапин, проживающий в доме 203 по Перри-стрит в Нью-Йорке, сим подтверждаю, что я не имел никакого отношения к смерти судьи Вильяма Р. Гаррисона. Насколько я знаю и в чем сам твердо уверен, его смерть явилась следствием несчастного случая.

Далее я утверждаю, что не имел никакого отношения к смерти Юджина Дрейера. Насколько мне известно и в чем я твердо уверен, он покончил с собой.

Далее я…»

Майкл Эйерс громко фыркнул, кое-кто забормотал что-то невнятное. Раздался насмешливый голос Джулиуса Эдлера.

– За кого он нас принимает. Чапин до конца остался верен себе…

Вульф решительно прервал его:

– Джентльмены, прошу выслушать меня до конца, потом вам будет предоставлена возможность высказать ваше мнение.

Дреммонд пискнул:

– Пусть он действительно закончит.

И я мысленно взял на заметку, что он заслуживает лишнего стакана спиртного.

Вульф продолжал:

– «Далее я признаю, что стихи, полученные некоторыми лицами по трем разным поводам, были сочинены, отпечатаны и разосланы по почте мной. Их целью было внушить мнение, что это я убил Гаррисона, Дрейера и Хиббарда, а в дальнейшем я намерен был убить всех остальных. Они были напечатаны на машинке, стоявшей в нише курительной комнаты Гарвард-клуба. Этот факт был обнаружен Ниро Вульфом. На этом мое признание заканчивается. Подробности упоминаются в объяснении, которое я прилагаю по просьбе Ниро Вульфа.

Мысль о стихах, которая у меня появилась после смерти Гаррисона, поначалу была всего лишь фантазией, занимающей ум человека, склонного к сочинительству. Я сочинил стихи. Они были хороши для того, чтобы напугать моих друзей, и я их разослал. Я тщательно продумал все мелочи, как-то: конверты, бумага, машинка, на которой печатается текст, чтобы ничего не доказывало, что это дело моих рук.

Через три месяца смерть Дрейера и обстоятельства, при которых она произошла, предоставили мне новую возможность, которую я, разумеется, не пожелал упустить.

Это было более рискованно, чем первый раз, потому что в то утро я присутствовал в галерее, но, тщательно все обдумав, я пришел к выводу, что реальной опасности не было. Я напечатал вторые стихи и разослал их. Они оказались еще более успешными, чем первые. Мне не стоит описывать, какое я испытал удовлетворение, понимая, каким страхом и трепетом я наполнил сердца моих товарищей, которые на протяжении стольких лет оскорбляли меня жалостью и сочувствием. Они называли себя «Лигой искупления»! Да, я знал об этом! Только теперь началось настоящее искупление.

Я подлил масла в огонь, изъяснялся полунамеками при разговорах с некоторыми из моих друзей, причем лучше всего поддавался внушению Эндрю Хиббард. В конечном итоге он был настолько запуган, что предпочел скрыться в неизвестном направлении. Я не знаю, где он находится. Не исключено, что он наложил на себя руки.

Как только я узнал о его бегстве, я решил воспользоваться и этой возможностью. Конечно, если бы он вновь появился, игра была бы проиграна, но я и не предполагал, что сумею заниматься этим делом до бесконечности, а шанс был слишком хорош, чтобы его упустить. Я послал третьи стихи. Результат превзошел все мои ожидания. Я никогда не слышал про Ниро Вульфа. В тот вечер я явился в его бюро ради удовольствия видеть растерянные лица моих друзей и взглянуть на Вульфа. Я понял, что он обладает здравым умом и интуицией, так что моя подрывная деятельность должна быть прекращена. Моя жена предприняла попытку произвести надлежащее впечатление на Вульфа, но она окончилась неудачно.

Поль Чапин»

Вульф закончил, уронил «Признание» на стол и откинулся в кресле.

– Ну, джентльмены, теперь вы можете комментировать.

Послышалось неясное бормотание.

Заговорил Фердинанд Бауэн, биржевой маклер:

– Мне думается, Эдлер высказался за нас всех. Это набор слов. Ерунда!

Вульф кивнул.

– Я могу понять данную точку зрения. Но разрешите мне внести ясность в собственную точку зрения. Моя позиция такова: я считаю, что выполнил свои обязательства по «Памятной записке» и должен получить причитающуюся мне плату.

– Но, дорогой сэр! – заговорил Николас Кэбот, – что за абсурд!