Лига правосудия

— Ну, ладно, — согласилась наконец старушка и начала еле слышным шепотом рассказывать: — Удобства-то у нас тут и правда все в доме, и канализация есть, только уходит-то все в выгребную яму. А это ведь и из туалета, и из душевых, и с кухни! Представляешь, сколько получается? Так что чистить ее надо постоянно. А случилось это в году, чтобы не соврать, 1999-м, то ли в мае, то ли уже в июне. Окна, сам понимаешь, настежь. Егорыч-то хоть и дело тогда уже свое создал, но по-прежнему работал. Далеко, правда, уже не ездил, по городу больше. Вот и приехал он в тот день да с сыном, а тот ему всегда во всем помогал, вот и вырос таким, что ни в чем отцу не уступает! А Палыч-то как раз двоечников у себя в кабинете собрал и ну их песочить! Что, мол, учиться надо! Тут-то он Егорыча и увидел. Подтащил мальчишек к окну, на него показывает и говорит, что это, мол, их будущее! Что этот человек, Егорыч то есть, никогда ничему не учился, вот и приходится ему в дерьме возиться, а если бы учился, мог бы стать инженером или врачом. И сын его, видимо, тоже ничему учиться не хочет, вот и станет тоже выгребные ямы чистить.

— Ну, за такое я бы точно морду набил! — сквозь зубы процедил Стас.

— Вот тебе истинный святой крест, — перекрестилась старушка, — все от первого до последнего слова сама слышала. Егорыч только посмотрел на него и отвернулся, а Мишка чернее тучи стал и крикнул: «Еще посмотрим, что из кого выйдет!»

— Так это, наверное, Егорыч и поспособствовал тому, чтобы он отсюда уехал? — предположил Крячко.

— Да никто Палыча не выживал! — отмахнулась она. — Сам понял, что не его это — с детьми работать. У нас же… Господи, в каком же году это было? А в 2004-м, в конце сентября, восемь мальчишек отсюда сбежали — видать, муштры не выдержали. Побольше месяца где-то болтались, а потом вернулись — куда им в зиму деваться-то? Больные все были, страшно вспомнить. Лизонька-то над ними ночей не спала, выхаживала, да и все мы ей помогали. Вот после того случая Палыч заявление и написал! Как детишки выздоровели, так они и уехали, а уж где они сейчас, не знаю. Лизоньку вот часто вспоминаю — светлая она была девочка!

Распрощавшись с кастеляншей и клятвенно заверив ее, что он никому ни о чем не проболтается, Стас вернулся в райуправление и с порога заявил Гурову:

— Справочно сообщаю, что бывшего директора детдома никто из города не выживал, он сам уволился после того, как в сентябре 2004-го у него, военной муштры не выдержав, восемь мальчишек сбежали. Где-то через месяц они, правда, вернулись, больные и несчастные, вот после этого он заявление и написал. Так что нечего старика демонизировать. — С этими словами он забрал со стола Льва несколько дел и, усевшись за свой, стал их смотреть, уточнив при этом: — Ну, что? Берем период с осени 2003-го по весну 2006-го?

— Для начала — да, а там видно будет, — ответил Лев. — Слушай, сходи, пожалуйста, в магазин и купи хоть обедов быстрого приготовления — кипяток-то тут найдется.

— Сумки привезли? — поинтересовался Стас.

— Да, у Косарева стоят.

— Ну, чтобы моя жена да ничего не положила? Такого быть не может! — уверенно заявил Крячко.

Он ненадолго вышел и вскоре вернулся с увесистым пакетом.

— Ну, что я говорил! А чай я сейчас раздобуду.

Пока он, по его собственному выражению, колотился по хозяйству, Гуров проводил грубую сортировку заявлений — откладывал в сторону те, которые ни с какой стороны их интересовать не могли, то есть касавшиеся детей, стариков и подростков. В результате осталось всего несколько папок, но и большую часть этих «потеряшек» невозможно было притянуть к их делу — рост был не тот, что у потерпевших, а из оставшихся пяти никто не подходил. Так что к тому моменту, когда Стас накрыл на стол, Лев уже все закончил.

— Пустышка, — сказал он, наливая себе чай.

— Из всей этой кипы? — удивился Крячко.

— Работница фермы поехала в город за покупками и пропала. Скажи, откуда у нее старинные серьги и браслет с бриллиантами, даже если предположить, что золотые часы и колечки она купила на свои кровные? — спросил Гуров.

— Да, как-то не вяжется, — согласился Стас.

— И остальные в том же духе: рабочий с мебельной фабрики, продавщица из магазина…

— Эта могла, — возразил Крячко.

— Книжного магазина, — уточнил Лев, и Стас тут же поднял руки вверх, показывая, что сдается. — Домохозяйка, мать троих детей, у которой муж шоферит, и алкаш, заявление на которого подала мать. Если отталкиваться от возраста, то это все! Будем ждать, что к вечеру принесут.

Они поели, Крячко хозяйственно прибрал остатки, а вот делать им было пока нечего, и Гуров решил прояснить ситуацию.

— Стас, завязли мы здесь, судя по всему, надолго. Как ты, наверное, уже понял, лично мне в этом городе никто комнату не сдаст, а вот ты вполне можешь устроиться в человеческих условиях. Если себе что-то найдешь и съедешь, я все пойму и не обижусь — чего тебе из-за меня мучиться?

Крячко поиграл желваками, помолчал, с трудом сдерживая рвущиеся наружу очень непечатные слова, откашлялся и наконец ответил: