Лигатура

Прежде, чем взлететь, надо выбрать – если сам ты больше не корм, то и кормить тебя больше никто не станет. Так не лучше ли снова поскорее заснуть, чтобы видеть ослепляющий сон, где все еще живы и некоторым, быть может, дарована будет даже жизнь вечная.

Они хотят. Они тоже этого хотят, но не смеют и потому продолжают спать.

Чтобы сметь, надо мочь. Но необходимое всегда возможно и многие еще помнят, что когда-то могли, оттого и поднимаются на крышу.

Здесь тот, кто не может «типа», кто задыхается от вечного «как бы», ведь полет всегда настоящий. Пусть даже такой короткий.

Но люди не умеют летать…»

– Стой, тебе еще не время! Сама ты не взлетишь. Посмотри – тебя же нет, ты просто не существуешь. Где ты? Ау! Нет?! И здесь, и здесь нет,… Где же ты?

Чужие мысли, чувства, чьи-то желания, давно ставшие твоими собственными. Ты уже не помнишь себя. Кто-то давно потеснил, занял твою душу, живет твоей жизнью, существует, делает, даже любит через тебя.

Сколько раз так было и все было одно. Почему так? Ты всегда думала – не так что-то с тобой, где-то ты ошиблась, еще немного и все…. они же любили тебя, женщина всегда чувствует это, но этого оказалось мало! Рядом с тобой они не любили себя.

Ты другая….

А среди жаб и Дюймовочка урод.

Чтобы увидеть себя таким, каков ты есть, нужен кто-то, не такой как ты. Это так влечет!

Но, если рядом с ним ты вдруг видишь себя вовсе не тем, кем привык считать себя сам – ату его!.. Не признаваться же себе в том, что ты сам всего лишь имитация…

Ты другая….

А другому страшней всего. У него даже выбора нет, его никто не спрашивает. Он корм для всех. И не важно, спят эти все или еще ворочаются. Сладкая, легкая кровь! Они, как пиявки, сосут и уже высосали жизнь до корки!

Жилы давно пересохли, растрескались, как сухие русла. Костный мозг больше не успевает напитать их кровью. Теперь их надо наполнять хотя бы коньяком, не то утром и с постели не встать.

А бежать некуда! Обложили, обступили со всех сторон…. И ползут, простирая руки, тянутся к шее…

Ты другая….

Но и тебя самой тоже нет. А если тебя нет, то и твоего у тебя ничего быть не может.

Скольких, посмевших взлететь, соскребали потом с асфальта?! Чужое прибило их к Земле! Оно, чужое есть неподъемный груз, магнит, цепи, не отпустившие их из Копая.

Вниз не тянет только свое! Но что у тебя своего? Кто есть ты? Смотри на меня! Смотри на себя! Только я настоящая ты! Ты это я! А я умею летать и полет больше, чем любовь. Когда летишь – совокупляешься с целым миром!

Ладонь у нее нежная и прохладная. Я переплетаю наши пальцы.

– Взлететь хотя бы однажды, пусть даже вниз. Но кто теперь скажет – где низ, а где верх? Зачем младенец, только вынырнувший из вечности, видит мир перевернутым? Зачем дано ему видеть небо под ногами? Не потому ли, что там по небу ходят, а чтобы взлететь, в него нужно упасть?..

Но теперь ты не одна.

Цена свободы – свобода…

5

Бытует мнение, что имя человека в немалой степени определяет его характер. Возможно, в этом что-то есть, не мне судить. Сам я первые девятнадцать дней своей жизни вообще обходился без имени. С именем тогда возникла неожиданная пауза.

Моя мать – студентка Омского медицинского института, без пяти минут врач-педиатр, все девять месяцев пребывала в ничем не обоснованной уверенности в том, что носит она под сердцем именно девочку и никого другого…

Так, «с девочкой», она и побывала в Венгрии.

Отец мой – в ту пору старший лейтенант-зенитчик, с осени пятьдесят шестого служил в городе Дунафельдваре.

– Первый недолет, – сказал он тогда, не особо расстроившись, предполагая согласно полученным в Томском артиллерийском училище знаниям, что в запасе у него, по меньшей мере, остаются еще две попытки и, скорректировав прицел, он все же сможет попасть в цель и обзавестись наследником. – Пусть пока Марина будет.

На том мои родители и порешили. В конце концов, у отца и самого были две сестры – так, что после недолета он имел все основания позволить себе произвести еще один не вполне точный выстрел, чтобы уж потом непременно уложиться в норматив.

Они погуляли пару дней по ажурным улочкам Дунафельдвара. Съездили полюбоваться Будапештом – надо же показать дочке красоты европейской архитектуры – как известно, будущий ребенок видит глазами матери.

И мама вернулась в отчий дом ждать Марину.

До этого из Омска она выезжала только однажды. В тысяча девятьсот пятьдесят втором году после десятого класса в деревню Новая Еловка Красноярского края навестить в ссылке своего отца.

Мой дед, ее отец Арон Менделевич Певзнер в марте сорок восьмого вернулся с Колымы после десяти лет каторги.

А в июне его уже спешно поставили на учет в военкомате и выдали военный билет.

Вот, что в нем было записано:

Год рождения 1905.

Место рождения – местечко Белыничи Могилевской области.

Годен к строевой.

Воинское звание – рядовой.

Военно-учетная специальность – стрелок автоматчик и

ручной пулеметчик

Размер обуви 42.

Образование – 3 класса.

Беспартийный…

Профессия – кузнец 6 разряда.