Из моего десятка на ногах остались лишь мы двое, Шрам, предпочитавший спускать деньги в борделе, ну и Ильнас разумеется, хотя по его блестящим глазам, было понятно, что он тоже успел пригубить вина — в отличие от меня, для остальных воинов тысячи его возраст ничего не значил и они считали должным налить любимцу тысячи, если он оказывался рядом.
— Я могу сбегать? — с надеждой предложил Ильнас.
— Сейчас...— Отон полез за пазуху.
Я только вздохнул. Завтра жалеть будет. Одно хорошо — Ильнас бегал за настойкой очень долго и за это время здоровяк может вырубится. Причину длительности похода к «купцам», как и рвения мальчишки, я знал. Бегал он туда, чтобы хоть одним глазком увидеть женские прелести — вдруг проведут мимо. Мужики даже скинулись ему вчера на «попробовать». Только я не разрешил, обосновав тем, что для первого раза можно и получше найти. Ильнас теперь со мной почти не разговаривал.
— Пойдём к девчонкам? — В шатёр залетел Ротимур.
— Знаешь же, что не пойду.
— Да ладно тебе, они моются.
— Ага. Я так и понял. Туда реку повернуть надо, чтобы они отмылись.
— Ну, вытираются. Пошли хоть за компанию, там посидишь. Тебе как десятнику можно.
Нам действительно разрешалось в целях контроля поведения своих подчинённых беспричинно находиться на территории «утешной сотни».
— Ну ладно, пошли, — поднялся я с лежанки.
Как бы объяснить сие непотребное действо.... На окраине лагеря стоял десяток огромных шатров, вход в которые, был, разумеется, платным. Я внутрь не заходил, но со слов мужиков, шатры были разделены внутри занавесками. К желающему, вошедшему внутрь, выходили обнажённые девицы, хвастающиеся своими прелестями, и он выбирал. Если же никто из них не нравился, то приглашали из другого шатра. В этот момент и происходили эти самые перебежки полуобнажённых девиц. Ротимур с ходу нырнул в шатёр, на который указал воин охраны. «Зачем звал, спрашивается?» — я присел на бревно, кивнув вместо приветствия охране. Минут через пять из шатра вышла сморщенная старушенция и бодро поскакала к соседнему шатру.
— Сейчас чёрненькую приведут, — раздался за спиной голос Ильнаса.
Я, оглянувшись, хлопнул рукой рядом с собой.
— Ты откуда знаешь?
— А они, если кому не нравится, то одних и тех же переводят. Обе рыженькие заняты. Беленькая в дальних шатрах. Так что чёрненькую приведут.
— Тебе в разведку или соглядатаем надо.
— Я в чёрную сотню хочу. Вот тебя тысячником сделают и уйду к Илуну.
— Прыткий какой, — криво усмехнулся я.
Мне сегодня не здоровилось. Внутри неловко мутило. Выпил я за эти дни конечно много, но только чисто ради эксперимента, так как тут же магически отрезвлял себя. Пусть и не очень хорошо, но это у меня получалось. Однако побочный эффект, в виде похмелья, сегодня почему-то чувствовался с самого утра.
— Вон ведут. Везёт Ротимуру.
Из дальнего шатра действительно вели какую-то неопределённого возраста куклу в накидке. Ильнас помахал рукой, она ему в ответ тоже и слегка приоткрыла свой импровизированный «плащ» оголив на мгновение, довольно милую ножку.
— И ради этого ты тут отираешься? — спросил я пацана.
— Ты же не разрешаешь....
— А воины не угостят девушку вином? — Перебил Ильнаса сиплый голос.
— А у нас только настойка, — растерянно ответил он, глядя снизу вверх, на противно улыбающуюся худую девицу лет тридцати.
На девице было надето не то платье, не то халат чуть ниже колена. Ноги были босыми, и от этого самому становилось холодно — земля ещё была холодной. Её натянутая улыбка, вкупе с напускным залихвацким видом, выражала, как её профессию, так весь внутренний мир, заключавшийся в желании выпить. Впрочем..., она этого и не скрывала.
— Рамая! Иди в свой шатёр, — рыкнул воин охраны.
— Да пусть с нами посидит. Воину ухо приласкает, — попросил я стража, кивнув на Ильнаса.
— Не положено.
Я, сунув руку за пояс, достал монету и протянул в его сторону. Тот подошёл, взял и кивнул девице.
— Сбегай, купи ларе вина, — протянул я монету и Ильнасу.
Можно было и не тратиться, но почему-то я решил, что общение с этой жрицей любви, отрезвит разум парня. Как же я ошибался. Она прямо сыпала комплементами Ильнасу, а когда страж отворачивался, то, взяв пацана за руку, тянула её к своей груди. Понятно, тот не сопротивлялся. Надо было прекращать это растление малолетних.
— Рамая, а ты почему не в шатрах?
— Мне сегодня нельзя утешать.
— Понятно. Сколько тебе зим?
— Семнадцать.
— Сколько?!
— Семнадцать, — повторилась она.
— А в рабыни как попала? — После некоторой паузы, за время которой девица приложилась к бутылке прямо из горла, спросил я.
— Отец продал.
Блин. Ну что за невезенье. Так ведь ещё и жалко её станет.
— А в эту сотню?
— Сама пошла. Я раньше в швейном торбе была — одежду воинам шили, а когда четырнадцать исполнилось, то старшая предложила сюда пойти.
— И что, нравится здесь?
— Думаешь в швейном торбе хорошо? Здесь я хоть вам ласку дарю. Да и люди попадаются хорошие, не все конечно, — девчонка, запрокинув голову, отхлебнула ещё раз. — В швейном бы сейчас уже полуслепой была. А ты что жалеешь? Так выкупи и женись. Я верной буду....