Следующие несколько дней ушли на заботу об Иване Кузьмиче. Ни Сергею, ни Фёдору не было пока дела до разгулявшейся маски. Оба они взялись ухаживать за больным начальником, потому что чувствовали неумирающую косвенную вину в случившемся, обвиняя себя даже в подставе начальника под ядовитые укусы змей-волос, клубящихся вокруг маски вроде модной оригинальной причёски.
Вины, конечно же, а тем более подставы, никакой не было, только совесть у русского человека всегда беспокойна.
В Первой городской больнице Ивана Кузьмича обслужили в лучшем виде и на всякий случай даже сделали томографию тела. Заведующий не знал, конечно, что эта медицинская услуга давно уже не делается даром. Просто оба реставратора скинулись на обследование начальника, потому как от мистико-археологического наследия можно ожидать чего угодно, ведь таинственное зазеркалье в любое время может свинью подложить. И не зла ради, а так просто, чтобы жить не скучно было. Так что бережёного Бог бережёт, просто нельзя к происходящему относиться с пренебрежением.
Официальные медицинские светилы дали успокоительный диагноз и отпустили Ивана Кузьмича домой на «отлежание», запретив много двигаться, поднимать что-то тяжёлое, в общем, пациенту необходимо было просто отдохнуть. Молодые люди привезли начальника домой в Фили.
Он жил недалеко от завода Хруничева. Это место москвичи немного недолюбливали именно из-за соседства с секретным подземным заводом, который даже после советской разрухи оставался «совершенно секретным». Никто не знал, что же там продолжают выпускать? Однако что-то всё-таки выпускают, несмотря на секретность.
А, скорее всего, смотря именно на ту самую инертную секретность, наша страна была, есть и продолжает пока оставаться такой же коммунистической, таинственной и «совершенно секретной». Неудивительно, если на дверях в раздевалку там до сих пор висел плакат с изображённой на нём комсомолкой с нахмуренными бровями в красном платке, завязанном по-комсомольски и с приложенным к пухлым губам указательным пальцем правой руки: «Тихо! Не болтай! Враг подслушивает!».
Иван Кузьмич, к счастью, мог передвигаться собственным ходом, хотя правую руку ему загипсовали от кончиков пальцев и выше локтя. Тем более, на распорке прикреплённой к пояснице, поднятая рука выглядела, как гитлеровское приветствие. Несмотря на этот небольшой гипсовый камуфляж, заведующий Гохраном выглядел куда как неплохо. Вероятно, вовремя выключившийся разум спас его рассудок от полного помутнения.
— Надо же! — посетовал Иван Кузьмич, поднимаясь в лифте на десятый этаж. — Надо же, вы обратили внимание, как бабушки у подъезда смотрели на меня? Будто я совершил что-то нехорошее или вообще причастен к очередному террористическому акту, разжигаемому погаными чеченцами!
— Ну и что? — пожал плечами Сергей. — Не очень-то стоит обращать внимание на бабушек. Они в каждом московском дворе одинаковые. Судачат, кости всем перемывают. Что им ещё делать?
— Ты прав, но не совсем, — возразил Фёдор. — Я обратил внимание, какой ухоженный газон возле дома. Тут без бабушек точно не обошлось. Я прав, Иван Кузьмич?
— Ещё как прав, — кивнул начальник с виноватой улыбкой. — Без бабушек точно не обошлось. Каждая из них посчитала нужным дать совет, где и какие цветы рассаживать. Что делать с лопатой, как вскапывать почву, какие удобрения в моде, какие нет, стоит ли делать клумбу круглой или же оставить прямоугольной. Ведь совет — самое ценное в нашей советской жизни. В стране советов живём, об этом забывать не стоит.
— А кто же цветы рассаживал? Неужели вы?
— Я, — снова кивнул Иван Кузьмич. — Вот поэтому возле подъезда эти курицы с нами так дружненько и поздоровались. В выходные дни им просто нечем больше позаниматься, как дать ценный или самый ценный совет соседу.
Последнюю фразу отставной офицер произнёс, словно извиняясь за содеянное цветоводство, но художникам-реставраторам идея начальника пришлась по вкусу. Раньше они пытались непроизвольно недолюбливать начальство, как до сих пор водится во многих государственных учреждениях. А тут оказывается, он даже вокруг дома своего порядок наводит, цветы сажает. Вот что такое настоящая дисциплина. Что тут можно возразить?
Лифт остановился на десятом и выпустил троих мужчин на узкую лестничную площадку. Из четырёх дверей этажа квартиру начальника можно было узнать сразу. Если три соседские двери были металлическими и оббитыми искусственной кожей, то двери в квартиру отставного офицера сияли добротной казённой краской и могли похвастаться только пуговичкой дверного глазка. Иван Кузьмич, шаркая, направился к своей квартире. Что ни говори, а шёл он ещё довольно плохо. Это можно было понять, потому что за один день на человека свалилось столько неприятностей — уму непостижимо!