Слишком ошеломленная, чтобы протестовать, Ситен последовала за ним во Дворец. Мимо с громким хохотом проскакала группа напыщенной бейсибской молодежи. Сильные юноши и стройные высокие девушки гарцевали на лошадях. Из-под наброшенных плащей на солнце блестели открытые разрисованные женские груди. Уэлгрин намеренно отвернулся, поскольку ни один мужчина Санктуария не должен смотреть на них, если ему дорога жизнь. Бейсибцы очень ясно дали понять это во время первой и пока единственной массовой казни. Ситен уставилась на лица всадников и, проводив их взглядом, отвернулась, не в силах отыскать что-то особенное в лицах иноземцев. Призм могла проехать мимо девушки и та не узнала бы ее.
На дороге показался один из бейсибских лордов. Его широкие панталоны развевались по ветру, с бритой головы свисал напомаженный чуб, а позади хорошо отмытый беспризорник сражался с огромным шелковым зонтом. Ситен и Уэлгрин остановились и отдали ему честь. С тех пор, как город согласился на золото пришельцев, таков был порядок.
Попав в тень малого дворца, когда спутники подошли к значительно урезанному в размере обиталищу Кадакитиса и его сторонников, Ситен была рада услышать привычные возгласы слуг на ранканском языке, но ей уже совсем не хотелось встречаться со жрецом. Гнев прошел, и ей больше всего на свете хотелось вернуться к себе в каморку. Уэлгрин с такой силой ударил по тяжелой двери, что заставил ее раскрыться прежде, чем немой слуга отодвинул засов.
Молин поставил чашу и уставился на Ситен взглядом, в котором ясно читалось старомодное недоумение по поводу ее вида. Девушка поправила складки туники, прекрасно понимая, что форма гарнизонного солдата, какой бы чистой и ухоженной она не казалась, смотрится совершенно неуместно на женщине, особенно, если она из знатного рода. Раз уж он знает о Бекин, то вероятно, знает и все остальное. Ситен готова была бежать из палаты, но такой возможности не было, так что девушке ничего не оставалось, как пожать плечами и уставиться на жреца.
Молин был ранканцем по рождению, и даже здесь, в комнате с низкими потолками, куда доносились голоса прачек, полоскавших под окнами белье, сохранял внутреннюю силу и могущественность. Его одежда и обувь были оторочены золотом, на запястьях висели тяжелые браслеты. Черные, как смоль, волосы были уложены наподобие львиной гривы. Из-под густых бровей сверкали глаза, и пусть бог Факельщика исчез, как утверждали некоторые, пусть Принц превратился в марионетку в руках Бейсы, а будущее богатство и честь казались сомнительными, ни в поведении, ни во внешности жреца нельзя было прочесть ничего. Девушка первой отвела взгляд.
— У Ситен есть вопросы, на которые я дать ответ не могу, — твердо проговорил Уэлтрин, кладя на стол свиток. — Она хочет знать, почему вы не защитили Бекин, когда заподозрили, что иметь дело с бейсибцами, как имела она, может оказаться опасным.
Молин аккуратно развернул свиток. — Три каравана ушли вчера вечером, семьдесят пять солдатов. Почти достаточно. Они согласились, что первый корабль будет куплен на золото Рэнке, ты знаешь это. Чем дольше столичные власти не будут знать, что у нас творится, тем лучше. Если 6 они знали, как много золота в нашей гавани, то непременно прислали бы сюда добрую половину армии, чтобы забрать его, а этого не хотим ни мы, ни они. — Жрец поднял взгляд.
— Нашел ли ты человека, который повезет золото на север? У меня есть еще несколько посланий. Война идет без особого успеха и я полагаю, что мы сможем вернуть Темпуса Принцу. Ужасные и тем не менее столь необходимые таланты этого человека пригодятся нам еще до того, как все это закончится. — Свернув свиток, Молин передал его рабу.
Уэлтрин вздохнул. У него совершенно не возникало желания видеть Темпуса в городе. Молин отхлебнул вина, и будто только теперь заметил девушку. — Теперь насчет вопросов твоей спутницы. Я не знал, что эта несчастная имела отношение к Ситен, пока она не умерла. Я не знал, что спать с бейсибцем может оказаться опасным, а когда узнал, то было уже поздно.
— Но вы наблюдали за ней, вы должны были что-то заподозрить, — отозвалась Ситен, поставив ноги на толстый ковер из шелка и шерсти и постукивая ладонью по красивому полированному столу.
— Она, как я полагаю, была безумной или полубезумной, тебе это лучше знать, куртизанкой в «Доме Сладострастия». Я не могу себе представить ни прелестей, ни опасностей такой жизни. Твоя сестра была одной из немногих, кто развлекал бейсибцев, а поскольку я озабочен благосостоянием чужестранцев, то завел на них досье. Было такое и на твою сестру. Жаль, что она была убита, но чему быть, того не миновать. Для сумасшедшей, что спала с бейсибцами, может и к лучшему, что ее душа успокоилась? Ее дух сможет обрести себя на более высоком уровне.
Проповедь звучала естественно в устах жреца. Для Ситен, хорошо знакомой с собственными грехами, искушение поверить его разумным речам было сильным.
— Вы что-то знаете, — просительно проговорила она, сжав в кулак волю. — Вот так же и Харка Бей заподозрили что-то, когда я рассказала им о случившемся.