Лик смерти

Временами во мне происходит сбой, я словно слетаю с катушек, понимаете? Из последних сил пытаюсь удержаться. Я постоянно слежу за этой белой полоской света, потому что боюсь: если отведу взгляд, она исчезнет и я уже ничего не смогу вспомнить. А Безумец уже близко, там, в этой пропасти с грязной водой, говорит и делает то, что я не должна, понимаете?

Вторая причина в том, что появится дальше на этих белых измятых страницах. Конечно, я могла бы написать настоящий дневник, этакий аккуратный сухой отчет, напичканный фактами. Но постойте-ка — ведь я одарена. Я — талантлива. Так почему бы не сотворить повесть? Что я и сделала.

Правда ли все, что я здесь написала? Смотря какой смысл вы вкладываете в слово „правда“. Могла ли я читать мысли моих родителей? Действительно ли мне известно, о чем они думали, когда Незнакомец пришел за ними? Нет. Но я знала их. Ведь это родные мне люди. Думали они так или нет, мои слова все равно не будут ложью, потому что по-другому думать они не могли. Вот в чем фокус! Понимаете? Истина в том, что я не знаю — и в то же время знаю наверняка.

Вот о чем написанная мною повесть: три четверти правды и одна четверть вымысла. Правда во времени, месте и основных событиях. Вымысел — в мотивах поступков и в том, что происходит в голове. История существует, только пока о ней помнят; почему нельзя добавить в нее хоть каплю человечности, даже если человечность эта воображаемая? В чем тут криминал?

Они мои родители, и я любила и люблю их. Я создала их образы и наполнила мыслями, чувствами и надеждами, а потом, прочитав написанное, заплакала и сказала себе: „Да. Такими они и были“. Пусть только кто-нибудь попробует возразить. Если же это произойдет, не сомневайтесь, появится Безумец. И тогда я буду лупить их до крови что есть мочи и орать до хрипоты, пока они не оглохнут.

Разумеется, родители никогда не рассказывали мне о своей сексуальной жизни. Но, черт возьми, они были люди, самые дорогие мне люди, и я хочу, чтобы вы почувствовали их живыми, влажными от пота и веселыми. И когда им будет больно, когда они будут плакать и умирать, вы это тоже ощутите, договорились?

Кое-что я выяснила после, когда задавала вопросы. Я спрашивала Кэти, например, и она была откровенна со мной. Вряд ли у нее возникнут проблемы из-за моей повести. Во всяком случае, надеюсь.

Что-то я описала так, как ощущала сама или как думала об этом. Хотя я стала старше, мои детские воспоминания о хорошем и плохом не изменились, они правдивы. И сейчас, когда мне почти шестнадцать, я могу озвучить то, о чем я думала в шесть лет, и в девять, и позже.

Некоторые вещи поведало мне чудовище. Кто знает, что это за правда?

Ладно, ладно, понимаю — вступление затянула…

Но как я должна начать? С „жили-были“? А почему бы и нет? Пусть моя повесть начнется словами из сказки. Все равно она закончится там, где закончилась: внизу, в той самой пропасти, на дне которой плещется и булькает вода, напоминая чмоканье губищ огромного великана. Когда вы будете читать, этот образ поможет вам думать о моей истории как о страшном сне. Вот что я сотворила. Черный цветок. Книгу видений. Полуночный провал в пропасть. Так присоединяйтесь — мы вместе посмотрим мой сон, и вы увидите кошмар наяву, широко открытыми глазами.

Жила-была маленькая девочка по имени Сара. Сара, для которой свет еще не превратился в тонкую белую линию и которая еще не повстречалась с Безумцем.

Да, да, это чистая правда, но не так я хочу начать.

А вот так. Жила-была женщина, чистый ангел, и она была моей мамой. Первое, что я вспоминаю, когда думаю о ней: как же она любила жизнь. А потом всплывает в памяти ее улыбка. Мамочка улыбалась всегда. Она перестала улыбаться лишь после того, как он убил ее. Это было последним, что я запомнила — и буду помнить до конца жизни.»

История Сары Часть I

Глава 18

Взглянув на жену, Сэм Лэнгстром озадаченно покачал головой.

— Давай-ка разберемся, — сказал он, едва сдерживая улыбку. — Я спросил, когда нам нужно выйти, чтобы отвезти Сару к зубному врачу. А тебе для этого нужно знать, сколько времени сейчас?

— Ну да, и что? — сказала Линда и нахмурилась.

— Дорогая, речь о приеме у врача. Время-то уже назначено. Раз мы знаем, сколько нам потребуется, чтобы добраться до клиники, какое отношение настоящее время имеет к тому, во сколько нам нужно выйти?

Линда рассердилась и посмотрела мужу в глаза. Она обнаружила в них насмешливые огоньки, которые всегда вызывали у нее улыбку. Его глаза словно говорили: «Я смеюсь, но не над тобой. Просто я люблю твои причуды!»