Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Таким же скверным анекдотом звучит и дело некоего Пеца. Будучи прекрасным ездоком, Пец давал уроки верховой езды артистке Лерма, за которой в то время усиленно ухаживал известный авантюрист Манасевич-Мануйлов³⁵, имевший большие связи при дворе и в высшем петербургском обществе.

Молодой берейтор не дремал, и хорошенькая артистка скоро стала радовать его успехами уже не только в качестве наездницы, но еще и в другой области, для стареющего сатира Манасевича уже вовсе нежелательной. Рассказывая о своих переживаниях министру внутренних дел Хвостову³⁷, Манасевич рыдал в его кабинете как ребенок и умолял министра избавить его от опасного конкурента. Хвостов согласился, обязав Манасевича за эту услугу впредь служить полностью его интересам. Молодой Пец был арестован политической полицией, и комиссия генерала Батюшина возбудила против него дело по обвинению в сбыте лошадей в Германию путем транспортирования их через Швецию.

Исчерпав все средства к освобождению сына, отец Пеца по совету адвоката, не выждав результатов расследования генерала Батюшина, возбудил от имени сына судебное дело по обвинению Манасевича-Мануйлова в клевете. Возможность скандального процесса побудила Хвостова спешно ликвидировать дело, и Пец был освобожден, однако, под категорическим условием прекратить свои поездки в Финляндию, где у Лерма была собственная дача.

Избавившись от конкурента, Манасевич поставленного ему Хвостовым условия, конечно, не исполнил, и вместе с кружком митрополита Питирима³⁸, действовавшим через Распутина, способствовал назначению на пост премьера не его, Хвостова, а Штюрмера.

* * *

Возникал в Чрезвычайной Следственной комиссии так же вопрос о предании суду покойного Императора и Императрицы³⁹. Я лично никакого касательства к нему не имел и об этих намерениях сообщаю по изданным воспоминаниям товарища председателя комиссии сенатора Завадского, ее, к общему огорчению, очень скоро оставившего. По его рассказу, председатель комиссии адвокат Муравьев считал правдоподобными все сплетни о намерении Царя открыть фронт немцам и допускал возможность сообщения Царицей Вильгельму⁴⁰ сведений о движении русских войск.

Сноситься с Германией Императрица могла только по датскому кабелю. При расследовании, однако, оказалось, что кабель этот перерезали сами немцы, а когда он был нами исправлен, то испортили его вторично. Так как по перерезанному кабелю ничего не переговоришь, и кроме того, немцы не перерезали бы кабеля, если бы он оказывал такую важную службу, то вздорность этого предположения стала слишком очевидной. Однако, пишет сенатор Завадский, кабелем дело не ограничилось. В одной из газет появился ряд телеграмм за подписью «Алиса» с зашифрованными местами отправления и назначения. Содержание этих телеграмм, указывавших на измену Государыни, побудило Муравьева немедленно возбудить предварительное следствие. Опытный и честный следователь без труда, конечно, установил грубейшую подделку. Оказалось, что сотрудник газеты за коробку конфет уговорил телеграфистку доставить ему какой-нибудь из ряда вон выходящий сенсационный материал. Девица сфабриковала телеграммы, но на допросе у следователя растерялась и созналась в подделке. Подделка была очевидной еще и потому, что номера телеграмм не соответствовали номерам того почтового отделения, из которого они отправлялись и еще более тем, что зашифровать места отправления и назначения вообще невозможно. Несмотря, однако, на это, когда барышня взяла впоследствии свое сознание назад, Муравьев сделал попытку снова возбудить это дело.

В конце августа я был назначен членом Чрезвычайной Следственной Комиссии по делу о Верховном Главнокомандующем генерале Корнилове и из комиссии по делам министров вышел.

Оглядываясь умственным взором на почти полугодовое пребывание в здании Зимнего Дворца, я должен признать свою деятельность там бесполезной. В президиум комиссии я не входил, и потому говорить о ее работе так сказать en block⁴¹ не могу. Знаю только, что как я, так и другие мои сослуживцы, тонули в бумажных морях разного рода ведомств, разыскивая в них преступления, совершенные их прежними руководителями. А руководители ожидали результатов этих поисков в каменных мешках Петропавловской крепости, куда их заключили пришедшие к власти проповедники «законности и свободы». Большевики отбросили лицемерие холопствующих сенаторов, и уже без всяких судов и следственных комиссий попросту этих стариков расстреляли.

Кратковременный товарищ председателя, сенатор Завадский в своих воспоминаниях огорченно замечает: «Я успел убедиться, что неуважением к суду грешат у нас в России не только правые, но не меньше их и левые (я не говорю об исключениях, насчитывавшихся, пожалуй, только десятками), те и другие видят в суде не суперарбитра, а port-voix⁴²».

Живой иллюстрацией этого впечатления, высказанного, впрочем, в очень мягкой форме, является совершенно беспримерное в судебных анналах дело военного министра Сухомлинова.

II. Процессы о предательстве