Ликей

Когда мы были вместе, я носил ее на руках, делал ей подарки, думал о ней ежечасно и ежеминутно, пару раз подрался из-за нее с хулиганами. Да и в разлуке я всегда думал о Динке. Я ей изменял. Не в колледже, там строго, но уже когда служил, в армии, в Хайфе, потом в Тегеране… девчонки прямо вешались на шею, этого было невозможно избежать. Да я и не чувствовал своей особой вины. Я холост, молод, ну что мне делать, завязаться узлом? Специально я не искал, но если ты ликеид, летчик, молодой, чуть-чуть красивее обезьяны - сильно искать и не нужно. Я привязывался к моим временным пассиям, но любил все равно Динку, в этом смысле я был ей верен.

Почему я не звонил ей, почему мы общались только в Питере… понимаешь, вот позвонишь: ну как у тебя дела? - нормально. А у тебя - тоже. И начинает плакать. Сдерживается, но глаза блестят, губы дрожат. А рассказывать-то не о чем. Жизнь течет монотонно. Конечно, у ликеида всегда масса духовных переживаний, мыслей, но о них вот так коротко, по телефону, когда девчонка даже тебя не слушает, а думает только, когда же ты наконец приедешь… это невозможно. А у Динки жизнь и вовсе однообразная, рассказать не о чем.

Последние годы я вообще ей не звонил, так у нас повелось.

Я закончил колледж одним из лучших. Дал присягу, на Миссию отправился в Хайфу. Год служил там, потом началась война, самая крупная в нашем столетии, как ты знаешь.

Что такое война современная? Чего стоят одни только лазерные станции на орбите, плюс системы слежения… противник не может даже шахту ракетную построить. Даже сколько-нибудь крупный аэродром. Гражданские аэродромы на занятой территории - и те выжигаются полностью. По-хорошему, один-два удара с орбиты, выжечь несколько крупных поселений на занятой территории, ну пусть погибнет несколько сот тысяч человек… из которых половина все равно заражена националистическими идеями. И конец войне.

Но ликейская этика же не позволяет… мы не можем убивать без разбору. Даже бомбардировки населенных пунктов у нас запрещены. Надо искать партизанские гнезда, подпольные аэродромы - их "Кристаллы" с вертикальным взлетом можно спрятать под землей, в пещерах по десятку самолетов, там десяток, здесь дюжина… Эта тихая война идет постоянно. И в Хайфе мы воевали. Я там на "Аквиле" одно время летал, это разведчик, в Ливане искал объекты…

Но тут исламисты накопили большое количество техники, умудрились как-то все же, рывком заняли большую территорию. Такое редко бывает… Cотни самолетов с той и с другой стороны, самая крупная война столетия - но и тут все относительно благородно, спокойно, схватки в основном в воздухе, между профессионалами, потом десантники быстро занимают очищенную территорию, и там уже ликеиды со всей присущей им гуманностью наводят порядок.

Мне было интересно, конечно, проверить себя в боевых условиях… симуляторы - это одно, а когда ты видишь реального противника… Хотя мы его и видим-то только на экранах, в виде мерцающей точки.

В общем, у меня получалось. Я сбил совершенно точно семь самолетов, из них пять "Кристаллов"… Не знаю, спасся ли кто-то из экипажей этих самолетов… но война есть война.

Мы мало сталкивались, собственно, с противником. Но, конечно, идеологическая подготовка велась… я тогда недоумевал, не мог понять психологию этих людей. На захваченной исламистами территории ввели суровые законы. Женщины у них должны были ходить в чадре и парандже - я сам видел эти мешкообразные, спотыкающиеся существа… ввели телесные наказания, причем публичные. Рассудку ликеида этого, конечно, не постичь. Смертная казнь, ну и так далее. Ты сама все это знаешь. Раза два я видел пленных исламских пилотов, мы их отправляли в Европу, в колонии на психологическую переориентацию. Они казались озлобленными, словно одержимыми. По мере захвата территории противника наша часть перебазировалась, мы встречались, хоть и немного с местным населением. Я пробовал заговорить с кем-то из них. Особенно с женщинами, но это было почти безнадежно - они боялись. Для них говорить с незнакомым мужчиной - это дикость. Но мне было интересно понять их. Однажды один старик на рынке - я покупал фрукты - оказался словоохотливым и неплохо говорил по-английски, он не был националистом, он занимал как бы промежуточную позицию. И вот когда я стал с негодованием говорить о положении женщин, запертых в домах и во всем зависящих от мужчин, он заметил: А вы спрашивали самих женщин? Какую жизнь они предпочитают? Быть никому не нужной, одинокой, независимой, самой зарабатывать себе на хлеб, как у вас, или же иметь мужа и столько детей, сколько дает Бог?