Лихие дни

Розовый от солнца, усыпанный блестками и огоньками стоял над сугробами лес. Было тихо. Треснет где-нибудь сучок или упадет с ветки клочок снега — и уже слышно по всему лесу. Загляделась Маринка на седые от инея деревья, на елочки, прикрытые снеговыми шапками, на огоньки, рассыпанные среди белых веток… Загляделась и притихла.

— Ты что, замерзла? — спросил Ганя.

— Не приставай, — ответила Маринка, — я смотрю.

— А на кого смотришь? Дятел, что ли, где? Или белка?

— Да ни на кого. Я так просто смотрю. Ну, не понимаешь? На все смотрю.

— Да на что? — оглянулся Ганя. — Ничего и нету!

— Тебе нету, а мне есть!

Дед остановил лошадь.

— Слезайте, приехали.

Дед полез через сугроб к поленнице дров, которую он напилил и приготовил еще осенью. Ганя помогал ему таскать дрова. Маринка тоже хотела помочь. Она полезла было за сучьями — сучья мелкие, их таскать нетрудно, а горят они, ух, как жарко! Но только она, осторожно ступая, шагнула в сугроб, как сзади налетел Кудряш и сбил ее с ног. Маринка рассердилась, схватила Кудряша за длинную волнистую шерсть и утопила его в снегу. Кудряш вырвался с визгом, отбежал, отряхнулся. Но едва Маринка поднялась, как он снова налетел на нее, и Маринка сама утонула в сугробе. Маринка кричала на Кудряша, Кудряш звонко лаял, а Ганя смеялся на весь лес.

— Вот шум-то подняли, — сказал дед. — Смотрите, как бы медведи в берлогах не проснулись!

Вдруг дед остановился с охапкой в руках и прислушался:

— Чу! Гудят, никак!

Ганя и Маринка примолкли. Кудряш тявкнул было, но Маринка схватила его и зажала ему пасть рукой.

Над лесом гудело.

— Летят! Наши или нет?

Гул становился все сильнее, все сердитее. И вот над самой дорогой в синем небе появились два самолета. Они ревели и завывали. И летели так низко, что казалось, вот-вот зацепят крылом за елку. И на крыльях у них вместо красных звезд чернели большие зловещие кресты.

— Фашисты летят, — крикнул Ганя, — глядите: фашисты!

— Вот уж как летают низко! — покачал головой дед. — Скажи пожалуйста, совсем осмелели!

Тррр… тррр… — вдруг раздалось сверху. Треск был отрывистый, жесткий.

— Под елку! Под елку! — закричал дед. — Из пулеметов бьют!

Самолеты дали еще одну очередь и пролетели дальше. Гул постепенно затих. Маринка выбралась из снега.

— Дедушка, в кого же это они? — спросила Маринка. — В нас, да?

— Может, и в нас, — грустно ответил дед, — им что же? Видят, кто-то живой тут есть, значит расстреливай.

— Как так расстреливай? — закричала Маринка. — Что же, лес-то их, что ли? Ведь мы в своем лесу ходим. А они в наш лес прилетели да в нас же еще и стреляют!

— Ну, давайте я вас на воз посажу, — сказал дед, — да поедемте-ка домой…

Снова заскрипели и засвистели по снегу полозья. Маринка притихла, словно напуганный воробей.

«А ведь они нас застрелить могли, — думала она. — Если бы пуля попала в меня, значит я бы теперь лежала на снегу мертвая. Мертвая… Умерла бы…»

Только вот как это возможно, чтоб она умерла, чтоб она, Маринка, перестала жить? И все-таки это могло вот только что случиться… А если бы Ганю застрелили? А если бы деда?

Страшная картина представилась Маринке: тихий лес кругом, лошадь с возом дров стоит на дороге, а ее брат Ганя лежит на снегу, раскинув руки. А подальше, возле елки, лежит дедушка, и белая борода его в крови. У Маринки так больно сжалось сердце, что она не выдержала и закричала со слезами:

— Дедушка! Поедем же скорее! Поедем поскорее, а то они опять прилетят! Ой, дедушка!

— Ну вот еще, — сурою сказал Ганя, — расплакалась! — И отвернулся, насупив свои темные прямые брови.

— Полно, полно тебе, Маринка, — ласково произнес дед, — они уже далеко. Их и не видно даже.

А потом понурил голову и сказал еле слышно:

— Да, осмелели. Хочешь не хочешь, а, видно, придется нам встречать лихого гостя… Как переживать будем?

И задумался, замолчал.

Ганин секрет

В доме была суматоха.

— Слыхал? — сказала бабушка деду. — Фашисты-то уже в Петровском. Не нынче-завтра здесь будут.

Дед крякнул и ничего не ответил.

— Давай раздевайся скорее, надо яму в подполье рыть. Хоть валенки да шубы попрятать. Да и хлеб закопать надо.

Среди кухни стоял открытый сундук. Вещи ворохом лежали на приступке. Мать завертывала в дерюжку новые шубы. Бабушка совала в мешок новые валенки.

— Зря затеваете вы все это, — сказала мать. — Неужели они так все и отберут?

— Ничего не зря! — ответила бабушка. — Не гостя, чащ ждем, а врага. А врагу ведь что вздумается, то он и сделает.

Дед взял заступ и полез в подпол.

— Ганя! — крикнула мать. — Ганька, где ты? Иди помоги деду яму копать.

А у Гани была своя забота. Маринка, эта хитрая девчонка, побежала к подружкам; она там обязательно скажет, что Ганя нашел какую-то интересную вещь и никому не показывает. Уж как-то догадалась, что он эту вещичку в снег зарыл. Надо перепрятать, а то они живо разнюхают.