Читаем Лихие годы (1925–1941): Воспоминания полностью

Таким образом, В. С. Соловьев меня совершенно «испортил». Из тихого, религиозного мальчика, полупослушника, я превратился в обновленца, христианского социалиста и демократа. Но этого мало. Вкусив Соловьева, я бросился с головой в омут немецкой философии. И, наконец, достиг Гегеля. Читать его было невыразимо трудно. Как совершенно правильно говорил С. Н, Трубецкой, Гегель — гениальный философ и бездарный писатель. Всякую мысль он стремится выразить, как будто нарочно, так, чтоб она была как можно менее понятна. Получается, как в армянском анекдоте: «Зеленый, длинный, висит в гостиной и пищит. — Что это? — Селедка. — А почему висит в гостиной и пищит? — А это, чтоб ты не догадался!» За «Науку логики» я принялся и бросил — ничего не понимаю, хоть тресни. К счастью, попалась «Феноменология духа». Это нечто более понятное и увлекательное. Более того, я обнаружил, что это перевод Екатерины Димитриевны Аменицкой, которая была заведующей школы, когда я начинал учиться, и дружила с моей бабушкой. Узнал ее адрес и нагрянул к ней на дом: «Екатерина Димитриевна! Помогите!» Милая старушка была уже на пенсии. Приняла меня ласково и помогла. Порекомендовала читать Куно Фишера, а потом уже приниматься за Гегеля. Фишер! Фишер! Целыми днями просиживал я в публичной библиотеке и читал Фишера. Великий ученый и великий писатель. Его книги о Шеллинге, Фихте, Гегеле читаются, как увлекательный роман. В простых и ясных словах он изложил мне всего Гегеля, и потом я уже не боялся и самого Гегеля. И наконец (хотя и не без труда) одолел «Науку логики». Герцен говорит, что всякий человек, который не прошел через Гегеля, неполноценен. Как он прав!

Гегель не просто философ: Гегель творец нового видения мира. И таким новым видением мира является диалектика, которая учит рассматривать все, происходящее в мире, в движении, в противоположности, в противоречии. Нет ничего стойкого, застывшего; все совершенствуется, меняется, переливается из одного состояния в другое, чтобы в конце концов соединиться во всеединство — в то, что Гегель называет абсолютной идеей, В. С. Соловьев «всеединством». И что мы, христиане, называем Небесным Иерусалимом. Принимая гегелевское диалектическое видение мира, я, разумеется, ни на минуту не принимал его пантеизма. Я всегда оставался верующим христианином. Однако гегелевское объяснение истории как движения абсолютного Духа, движения целенаправленного и закономерного, лучше всего подтверждало для меня телеологизм истории — явление Бога в развитии мира.

И наконец, марксизм. После Гегеля я перешел к Марксу, Энгельсу, Плеханову, Мартову, Каутскому, Ленину. Затем особый интерес у меня вызвала история коммунистической партии. Тогда в публичной библиотеке еще выдавали находящиеся ныне под запретом стенограммы съездов ВКПб; газеты и журналы периода борьбы с оппозицией. И я жадно их проглатывал. Стенограммы съездов особенно интересны: они полны драматических деталей, читая их (все реплики, выступления по личному «вопросу»), узнавая о всех колкостях, взаимных оскорблениях, инцидентах, вы чувствуете каждого человека, ощущаете ритм эпохи, переноситесь в ту атмосферу. Это ценнейший исторический документ; недаром сейчас они под строжайшим запретом.

И через все это я прошел рука об руку с моим «Вергилием» — В. С. Соловьевым, руководствуясь следующим его высказыванием: «Нельзя же отрицать того факта, что социальный прогресс последних веков совершился в духе человеколюбия и справедливости, т. е. в духе Христовом. Уничтожение пытки и жестоких казней, прекращение, по крайней мере на Западе, всяких гонений на иноверцев и еретиков, уничтожение феодального и крепостного рабства — если все эти преобразования были сделаны неверующими, то тем хуже для верующих. Те, которые ужаснутся мысли, что Дух Христов действует через неверующих в Него, будут неправы даже со своей догматической точки зрения. Когда неверующий священник правильно совершит обедню, то Христос присутствует в таинстве ради людей, в нем нуждающихся, несмотря на неверие и недостоинство совершителя. Если Дух Христов может действовать через неверующего священнослужителя в церковном таинстве, то почему он не может действовать в истории через неверующего деятеля, когда верующие изгоняют Его? Дух дышит, где хочет. Пусть даже враги служат Ему. Христос, нам заповедавший любить врагов, конечно, сам не только может любить их, но умеет пользоваться ими для Своего дела». (В. С. Соловьев, т. VI, стр. 392).

Перейти на страницу:

Все книги серии Воспоминания

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное