Лихие гости

Цезарь упруго вскочил с коряги и почти побежал, не оглядываясь. Глаза зло прищурились, словно он прицеливался, собираясь стрелять. Мутные, расплывчатые мысли соскользнули и растворились — лишними они теперь были, ненужными и даже вредными. Вспомнилось, как мечтали они с Бориской захватить луканинский пароход, как надеялись пройтись на нем по всем приискам, взять все добытое за лето золото, а после оставить на пароходе иностранцев и уйти — в новое вольное место. И уже там строить свою жизнь или, может быть, свое государство, как мечтал когда-то в молодости Бориска. А построить его, — время, проведенное за кряжем, не пропало даром, — можно! В этом сейчас Цезарь был убежден, как никогда. Только надеяться надо на самого себя, и больше никому ни в чем не доверяться.

Он хотел остаться один. И надеялся теперь лишь на себя.

В кабаке у Ваньки Елкина, куда он пришел, его уже ждали. В дальнем углу сидели за столом помощник исправника Удалых, наряженный в мужичью одежду, да так ловко, что сроду не признаешь, и Перегудов, обросший огромной, густой бородой.

Цезарь присел на лавку за стол, молча разлил водку и выпил первым, не чокаясь. Закусил и так же молча оглядел сидящих перед ним Удалых и Перегудова, вспоминая, за сколько он купил, быстро и не торгуясь, первого, и как подобрал на пустынной дороге, сохранив ему жизнь, второго. Он не жалел сейчас, что это сделал. Он просто хотел сейчас еще раз убедиться, что люди эти — никчемные. Понимал: попадутся в руки исправника и с легкой душой сдадут его. Ну уж нет, не сдадут, не успеют…

— Вышли оба и тихонько огляделись, — почти неслышно шепнул он, — может, померещилось, но показалось, что крутится какой-то возле телеги.

Удалых и Перегудов поднялись и вышли из кабака. Цезарь крикнул половому, чтобы тот принес чаю. Когда три стакана появились на столе, он, оглянувшись, незаметно достал пузырек, откупорил деревянную затычку и щедро плеснул в два стакана бесцветной жидкости. Пустой пузырек сунул в карман и быстро, обжигаясь, выпил чай из своего стакана. Когда Удалых и Перегудов вернулись и шепнули, что никого подозрительного возле кабака нет, а телега стоит пустая, потому как у нее колесо сломано, Цезарь успокоенно покивал головой и приказал:

— Водку больше не пейте, дело сегодня серьезное предстоит, чай вот хлебайте. Я выйду до ветру, а вы меня ждите.

Но вышел не сразу, посидел еще, подождал, когда Удалых и Перегудов отхлебнут чаю, и лишь после этого спокойным и неторопливым шагом покинул заведение Ваньки Елкина.

27

Вечером, при закатном солнце, на Белоярск просыпался мелкий и короткий дождик. Малосильный, он даже пыль не смог прибить, и неожиданно поднявшийся ветер, налетая злыми, тугими порывами, взметывал над улицами и переулками серые крутящиеся облака, входил в раж и буйствовал в полный размах и силу. Обламывал ветки с деревьев, сдирал подгнившие доски со старых крыш, сорвал у какой-то хозяйки сохнувшее белье с веревки и трепал в воздухе рубаху и подштанники, не давая им упасть на землю.

Быстро потемнело, будто разом навалилась глухая полночь.

Агапов неторопливо подъехал на своей коляске к окну, прищурился, пытаясь разглядеть, что творится на улице, и тихонько присвистнул:

— Ночка-то, как по заказу будет, в самый раз для разбойных дел. Слышишь меня, Захар Евграфыч?

— Слышу. Ты дальше рассказывай, что после было?

— А после ничего и не было. Полюбовался на мертвяков, оба синие, как утопленники, лежат и не дышат. Удалых не при мундире оказался, в простенькое нарядился, мужик и мужик. И Перегудов в такой же одежке, бородищу, правда, отпустил, сразу и не признаешь. Ну и лежат на полу, смирные, отбегались… А сидели они за столом втроем, третий-то вышел из кабака, вроде как по нужде, и больше уж не вернулся. А эти чайку похлебали, захрипели, и пузыри изо рта полезли… Третий-то, как мне думается, Цезарь и был. Следы он заметает. Один, как волк, желает остаться, так ему сподручней. Вот я и мыслю: не обманывает твоя девица, сюда он явится, никакой другой дороги ему нету. Захватит Ксению Евграфовну, и будешь ты исполнять, чего он скажет. Умный, сволочуга, верно рассчитал…

— Значит, говоришь, появится, никуда не денется?

— Появится, Захар Евграфыч, поверь старику, я маленько людишек понимать научился, — Агапов отъехал от окна к столу, сложил руки на коленях и безвольно опустил голову — приморился. Не те уже годики, чтобы вот так, без ума по городу мотаться.

А помотаться ему сегодня пришлось изрядно. Явился человек от Дубовых и передал, что хозяева ночлежки срочно просят Агапова приехать. Он все дела бросил, помчался. Дубовы и сообщили, что у Ваньки Елкина двух человек отравили; может, Агапыч и признает кого из них, если такая надобность имеется. Хитрые, себе на уме, братья больше ничего не сказали, но Агапов их сразу понял: имеется интерес — езжай, погляди, а если интереса такого нет, тогда домой отправляйся, чай пить. От Дубовых кинулся Агапов прямиком в кабак Ваньки Елкина, где и признал в покойниках Удалых и Перегудова.

Вернулся, доложил Захару Евграфовичу, а у того, оказывается, своя новость имелась.