Лихие. Смотрящий (СИ)

Непогашенный долг — всегда плохо, а в отношениях с деловым партнером — тем более. Он решил уравновесить ту услугу, что мы ему оказали. Вот ведь хитрая сволочь. Сразу понял, как будет вестись игра в той жизни, которая наступила. Ну да ничего. Он еще не знает, как иногда растут долги, если это кому-нибудь нужно. Вон как соловьем разливается…

— Нет, нет и еще раз нет! — рокотал в трубку Лужин. — Денег не возьму. Но приехать действительно надо. Во-первых, Леночка. Она сейчас в таком состоянии…

— Я понял.

— Во-вторых, есть еще одна тема для беседы…

— Ваш зам! — догадался я.

Вот же крыса! Вломил меня и даже не предупредил про приход ментов. Понятно, что мы его в НИИ сильно подвинули, и зуб у него вполне конкретный, но прощать такое нельзя. Сегодня он меня операм вломил, а завтра что? На цокольном этаже много чего левого происходит. Неучтенный нал от скупки металла, просто общак хранится в засыпном сейфе.

— Сергей, я вас очень прошу. Давайте все обсудим сначала. Без резких движений, так сказать…

— Хорошо, выезжаю.

* * *

— Привет! — с совершенно искренней радостью сказал я, когда Ленка открыла мне дверь. Ну до чего же она хороша! Даже тогда, когда из ее глаз летят молнии. — Ай! За что?

Пощечину я скорее услышал, чем почувствовал. Звук получился что надо, звонкий и сочный. Аж эхо загуляло по квартире, увязнув в коврах на стене.

— Лен! Да ты чего? — удивился я. — Ну приняли, бывает! Обознались и отпустили потом.

— Никогда! Никогда! Никогда не смей при мне пялиться на других баб! — выпалила она и гордо удалилась в свою комнату, оставив нас с Геннадием Константиновичем наедине.

А «тещи»-то и не было дома! Какое счастье! К Лениной истерике я приготовился. И даже пощечину снес покорно. А вот язвительные комментарии от Виолетты Генриховны выслушивать не собирался. Все-таки не терпила женский и не окончательный каблук. Смотреть на эту высокомерную рожу и давиться теплым чаем, разглядывая ее поджатые губы? Оно мне надо нервы портить? И так как струна натянуты.

— А Виолетта Генриховна где? — решил я все-таки проявить вежливость. Да чихать мне, где эта грымза чалится. Но вдруг профессору мое внимание приятно будет.

— В санаторий поехала, на недельку, — ответил он.- Нервишки расшалились после всей этой истории… Сами понимаете…

— Ну, вы-то уже молодцом, — намекнул я на своевременность нашей помощи, и он слегка поморщился. Голова его обросла довольно сильно, и шрама заметно не было.

— Да, иду на поправку, — нейтрально произнес Геннадий Константинович. — Я хотел поговорить с вами насчет Ивана Тихоновича…

— Гад он, — отчетливо произнес я. — Крыса конченная. Показания ментам дал под протокол и не предупредил даже. Ну ничего, пообщаемся с ним плотно на эту тему. Не понимает головой — постучимся в почки.

Я даже представил себе, как стучусь. И так хорошо мне стало…

— Я вас прошу, Сергей, — проникновенно сказал Лужин. — Не нужно ничего делать. И не стоит с ним говорить. Просто забудьте об этой истории. Сделайте нужные выводы, и все.

Вот облом!

— Почему? — спросил я. Разбить харю завхозу хотелось так сильно, что аж скулы свело.

— Ну, во-первых, так он вас еще больше бояться будет, — тонко улыбнулся профессор. — Испуганные люди на многое способное. Нехорошее. А во-вторых, не нужно слишком многого хотеть от людей. Они слабы. Вот он попросту дал маху. И я бы на его месте испугался. Спрашивается, ну кто вы ему? Зачем ему связываться с милицией из-за… э-э-э…

— Такого неприятного типа, — подсказал я ему.

— Рад, что вы меня понимаете, — качнул профессор седовласой головой. — Так что, если для вас моя просьба хоть что-то значит, то прошу вас, Сергей, просто забудьте об этой истории.

Я задумался, повертел ситуацию так и сяк. Прессануть Тихоновича нетрудно. Загоним под шконку — носа не покажет. Но тогда может нагадить, и еще как. Возможностей для этого у него предостаточно.

— Хорошо, — сказал я, вставая с дивана. Чая мне так и не предложили, кстати. — Если вы просите, то базара нет. Уважим. Пусть живет с целыми зубами. Но тогда и от меня просьба будет. Объясните этому… нехорошему человеку, что он кругом неправ. И если он еще раз такой… промах допустит, то мне придется его сильно огорчить. И ваша просьба его уже больше не спасет. Лимит добрых дел исчерпан.

— Я проведу с ним беседу, — свысока кивнул Геннадий Константинович.

Мы помолчали, наконец, я созрел спросить:

— Как вы решились сфабриковать мне алиби?

— Лена настояла, — нахмурился профессор — Ну и… не хотел быть должным за ту историю с бандитами.

Геннадий Константинович потрогал голову, там, где его приласкали кастетом.

Неужто и правда оклемался и почувствовал себя хозяином положения? Ну, мы это поправим вмиг. Подопечный всегда должен быть в тонусе, иначе он начинает думать, что крыша ему не нужна.

— Что же… благодарю. И кстати, профессор, — сказал я уже в дверях. — Вы что-нибудь про шадринских слышали?

— Краем уха, — признался тот. — В газетах в колонке с криминальной хроникой читал что-то… Вроде бы какая-то банда, отличающаяся невероятной жестокостью…