Лихо. Медь и мёд

Кетева сказала: волки всегда ближе, чем кажутся. Этим же вечером Юрген сравнивал себя с пастушьим псом – что ему делать, есть волк окажется в стаде, которое он вознамерился защищать? Как ему его вычислить?

Хранко – Бойя – Чарна – Якоб…

Рассветное солнце окрашивало галерею в туманно-алый. Обжигающие полосы – на каменном полу. Казалось, что всё вокруг кружилось и шло рябью, как вода под пальцами Кетевы.

Я глупый пёс, хотел сказать Юрген. Я глупый, и я ничего не понимаю.

Небеса, как бы ему набраться ума?..

3. Шестой ученик Нимхе

По стенам пещеры скользили тени. Чёрные, игриво-шебутные – в пятнах света.

Казалось, что наблюдаешь за чьим-то бесшумным праздником. Тени растекались и становились похожи на весёлых танцующих людей. Они касались друг друга локтями и смеялись, а за их спинами взметались тёмные языки костров.

Чеслав сидел напротив, в проходе пещеры. Подземелья Нимхе напоминали термитник или улей – многочисленные залы-соты и лабиринты ходов. Царство огромных пауков и вечного полумрака – здесь не было никого, кроме Чеслава и самой Нимхе, обездвиженной в главном зале. Ну, может, ещё кроме чудовищ, которых создавал Чеслав, перенимая знания Нимхе. Поначалу он шил их, сидя у её ног – под бдительным вниманием. Потом его предоставили самому себе, разрешили показываться лишь время от времени, и теперь он плёл чары где-то в её бесконечных пещерах – похожих на ту, где он был сейчас. Чудовища у него выходили причудливыми и по-ученически косыми – Чеслав совершенно их не боялся.

Ему казалось, что теперь он не боялся ничего.

Он сидел, прижимаясь плечом к холодной стене. Игра теней – как на ярмарочном представлении – увлекала и заставляла поверить, что и его окружали люди. Чеслав легонько двинул пальцами, и тени замелькали перед ним ещё быстрее, как в хороводе.

Тут Чеслав заметил, что на его костяшках запеклись чёрные следы от чар. Он вытер руку о штанину.

Ну конечно. Чары. То, чем он занимался сутки напролёт, – читал, неловко выделывал колдовские лоскуты и пытался сшить их между собой. В его груди будто зияла дыра, которую было нечем заполнить, кроме колдовства. Да и, в конце концов, что ему ещё оставалось делать? Нимхе для этого его и спасла.

Огонь задорно прыснул искрами. Чеслав сделал жест, и тени на стене стали приглушённее.

Нимхе говорила: то, что привело его сюда, – это череда случайностей, за которые он должен быть благодарен. Йовар мог размозжить ему голову, но предпочёл выкинуть его в реку – груду бездыханного мяса. И в реке его учуяла Нимхе.

Она сказала, что у Чеслава уже не билось сердце. Жизнь в нём едва теплилась, и Нимхе поймала его за пару мгновений до смерти – сшила заново, подогнала кусок к куску. Звучало удивительно хотя бы потому, что Нимхе подвесили на цепях и прикололи к стене железным прутом. Казалось: то, что она описывала, – для неё вовсе не колдовство. Легче лёгкого. Просто шепнула смерти, как давней подружке, и попросила повременить.

Нимхе велела паукам притащить Чеслава в свои владения и обвить его паутиной, а сама бестелесно – силами мыслей, на границе сущего – обвязала раздробленные части Чеслава тонкой нитью колдовства, вытянутой из его собственной души. Теперь всё в Чеславе держалось на этой нити, которой Нимхе приказала нырнуть в швейную иглу.

Наверняка она сокрушалась, что не сумела так же спасти своих учеников. Слишком была ослеплена болью – и слишком мало тогда у неё было времени.

Чеслав подцепил иглу, сейчас висевшую у него на груди, как оберег. Нимхе сказала, что, если сломать её, нить выскользнет, его душа расползётся на части, и тогда Чеслав умрёт. Стоило относиться к ней бережнее – может, хотя бы сложить в безопасное место, – только Чеслав не стал бы возражать, если бы игла внезапно сломалась.

Он не был благодарен ни судьбе, ни Нимхе. Он не просил его спасать. Он просил дать ему умереть, но Нимхе отказала ему и в этой просьбе.

Чеслав затушил пляшущие тени, как свечу. И снова остался один.

Раньше он был полон надежд и сил, как и полагалось юноше. Чеслав учился колдовству, любил лесную прохладу, названого брата и милую девушку из соседней деревни, а что теперь?..

Хорошо, что в подземельях Нимхе почти не было зеркал. Долгое время Чеслав не знал, как теперь выглядел, – он мог лишь ощупать себя или осмотреть своё тело. Но однажды он зашёл в покои убитых учеников, чтобы забрать их записи и книги, и в спальне Чедомилы случайно увидел своё отражение.

Он и сам мог догадаться: всё печально. Выбравшись из целебной паутины Нимхе и встав на ноги, он обнаружил, что для него стали невыполнимы простые вещи. Он с трудом ел и пил – вода вытекала изо рта и шла носом. Едва ворочал языком и не мог достойно объясняться с Нимхе. Первые недели всё вокруг двоилось – Чеслав думал, что так останется навсегда и он потеряет возможность читать. Благо обошлось. Хоть что-то.

Больше он в зеркала не смотрелся. По его подсчётам, он провёл у Нимхе около года: к чему-то привык, с чем-то смирился. Выбора всё равно не было, и никакое колдовство не вернуло бы его прежнего – Йовар хорошо знал то, что делал.