Лихо. Медь и мёд

Юрген знал: тот, кто назвал Чернолесье так, никогда здесь не был. Только слышал страшные сказки о колдуне и его учениках, обитающих в сердце чащи. Их лес был величественен и дремуч и раскрывался тысячами оттенков. Чернолесье могло быть тёмно-лиловым, как сливовая ночная тень, а поутру разлетаться пестротой зелени – глубинно-изумрудной, травяной и мшистой. На закате верхушки деревьев становились красными, как кораллы, привезённые Хранко из путешествий, или золотыми, будто растёкшийся церковный воск. Осенью их лес пылал жёлто-алыми кострами, чтобы, сгорев, обратиться в зимнее серебро. А то скажешь – Чернолесье, – и кажется, что Дикий двор окружают лишь тьма да голые ветви, похожие на костлявые руки.

Никто из учеников Йовара не знал и не любил Чернолесье так, как Юрген. Он никогда надолго не покидал эти места, а вот Хранко, когда был помладше, по велению Йовара отправился смотреть мир и набираться разума вне Дикого двора. Юргена же Йовар пока не отсылал, говорил: всему своё время.

Юрген не сомневался, что мир удивителен, но не рвался за пределы Борожского господарства. Пока ему хватало величавого покоя Чернолесья и северной красоты скал, омываемых морем льёттов. Хватало деревушек и городков, в которые ученики Йовара выбирались время от времени, уюта их праздников, тепла их огней. Что бы ни случилось дальше, думал он, его сердце всегда будет принадлежать этому радушному холодному краю, полному позабытого волшебства. Поэтому Юрген жил свою мирную жизнь, творил колдовство, искал тайные тропы и молча смотрел, как люди, которыми он дорожил, покидали его дом.

Он задумчиво потёр костяшки пальцев.

Тем временем Сава разбежался и издал протяжное «ух», затрезвонившее между берёз. Он запрыгнул на исполинский – такой ширины, что и трём взрослым мужчинам не обхватить, – дубовый пень.

– Эй, – свистнул Юрген, – прояви хоть каплю уважения. Это друг всех новых учеников.

Сава потоптался с сомнением. Пень под ним давно раскололся и порос лишайником – теперь он высился на поляне, как голова древнего бородатого идола, наполовину ушедшего в землю.

– Новеньким нравится перекидываться через него, – объяснил Юрген. – У многих впервые получается именно здесь.

Сава спрыгнул.

– А где впервые получилось у тебя?

– Если б я знал. – Он со смешком опёрся о ствол. – Может, через какой-то порог в тереме Йовара. Знаешь, забавная вышла история… Мне тогда было года три, я случайно перекувыркнулся в щенка и не понимал, как вернуться обратно. Я рычал и метался, и ко мне сбежались все, кто был рядом, – но от страху я не различал никого, кроме Ратмилы.

Юрген вздохнул, прикрыв глаза.

– Ратмила была чудесной молодой женщиной, – поделился он, будто Саву заботили люди из его прошлого. – Она попала к Йовару, сбежав от мужа, который её бил. И она очень обо мне заботилась – можно сказать, она заменила мне мать.

– А в кого она превращалась? – Сава сосредоточенно топтал траву у пня.

Юрген приподнял брови. Надо же, младших и вправду больше ничего не заботило! Хотя глупо было бы ожидать другого.

– Ни в кого. Когда она пришла, ей было двадцать с лишним, и она так и не сумела перекинуться. Говорят, чародей, не умеющий обращаться, ничегошеньки не смыслит в колдовстве, но Ратмила научилась простым вещам. – Сава нахмурился и открыл было рот, но Юрген поспешно добавил: – Сейчас с ней всё хорошо. Она ушла от нас, потому что познакомилась с добрым человеком и решила связать с ним жизнь.

Поняв, что ничего волнительного и страшного в этой истории не было, Сава продолжил шаркать по траве.

– Она помогла тебе обратиться?

– Нет, она пыталась успокоить меня, но безуспешно. Потом позвали Йовара – и я испугался ещё сильнее, когда услышал его шаги собачьим ухом. Грохот, будто ко мне подошла гора и попыталась ухватить меня здоровенными ручищами. Поэтому я благоразумно забился под кровать, но выскользнул, когда меня попытался достать Валда – предугадывая твой вопрос: этот парень превращался в ужа.

Юрген скрестил руки на груди и заулыбался. Было приятно вспоминать эту суету – как за ним, маленьким и ошалевшим, носился весь Дикий двор.

Сава склонил голову вбок.

– А что потом?

Ветер играл в кронах. Юрген прижимался спиной к берёзе, блаженно щурясь на солнце.

– А потом я выскочил во двор и промчался мимо Чеслава, возвращавшегося в терем.

– Чеслав, – усердно вспоминал Сава, – это чародей-волк?

– …он-то и поймал меня у ворот. Отнёс назад, в комнаты, чтобы я не вырвался в лес. Но мне тогда расхотелось от него сбегать – я только скулил и тыкался носом в его ладони. Чеслав успокоил меня и объяснил, как обратиться.

«Юрген», – говорил тогда Чеслав степенно-мягко, очень глубоким для юноши голосом. Казалось, что для него не было ничего естественнее, чем успокаивать маленького перекидыша. Чеслав повторял его имя, пока до Юргена не дошёл смысл слов и он не поднял щенячью морду и не затих. «Юр-ген». Чеслав исчез из его жизни так давно, что от него почти ничего не осталось. Но Юрген в пёсьем обличье до мелочей запомнил своё первое превращение – и даже от голоса Чеслава остались тени звука.