Лихо ветреное

— А мы на своей возим, — объяснил Андрюша невинно. — Мы «скорую» не вызываем. И ментов не вызываем. От них только пыль… Оно нам надо? У нас своих тачек полный карман.

— Я не про это. Я про то, что быстро этот козел… травмировался… — Павел помолчал, с интересом разглядывая двухметрового Зоиного защитника, и деловито спросил: — Что там с ним? Грабли поломаны, что ли?

— Нет, — с сожалением сказал Андрюша. — Поломаны — это вряд ли. Хотя откуда я знаю? У меня рентгена нет. Может, немножко и поломаны… Мне показалось, там только ушибы. Но хорошие — недели две морда черная будет. А потом — как повезет. Может — зеленая, может — желтая…

Андрюша рассказывал все это совершенно хладнокровно, даже голоса не понижая. Павел рассматривал свежую ссадину на костяшках пальцев правой Андрюшиной руки и думал о том, что в любом другом случае эти сбитые костяшки и этот спокойненький рассказ двухметрового амбала вызвали бы у него, Павла, омерзение. Ему приходилось драться — и даже чаще, чем хотелось, — но он никогда не избивал кого-то слабее себя, и уж тем более — никогда не смог бы говорить об этом вот так безмятежно. Багровый синяк на нежной Зоиной коже… Тот козел будет две недели ходить с черной мордой. Ну и заведение. И на кой же черт его сюда занесло?

Двухметровый Андрюша перехватил его взгляд и по-детски спрятал руки за спину.

— Кто такой Серый? — спросил Павел, совсем не ожидая ответа.

— Серый — самый крутой у нас, — помолчав, серьезно ответил Андрюша. — Он… в общем, с ним никто не связывается. Ни братва, ни деловые, ни черные… Вы приезжий, что ли?

Сейчас в его речи не было и намека на блатные интонации, и Павел отметил это как признак серьезности характеристики «самого крутого» здесь Серого. Ну, крутой и крутой. Его это не интересовало. Его интересовало, почему этот Серый заезжает за Зоей. Может быть, Андрюша и на этот вопрос ответил бы, но Павел почему-то не решился спросить. Именно — не решился. Это раздражало. Сроду он за собой нерешительности не замечал. Ладно, можно и самому все узнать. Если, конечно, ему будет нужно.

Дверь бара открылась, выпуская очень юную и очень пьяную парочку, Павел оглянулся и успел заметить, что Зоя идет от стойки бара к двери, на ходу оглядываясь и что-то кому-то говоря, улыбаясь, мотая своей гривой и виляя бедрами. И закрывая синяк на бедре большим пестрым пластиковым пакетом, доверху чем-то набитым. Сейчас она выйдет в холл, возьмет у Андрюши «свою долю» за пляски в ресторане, наденет плащ и уедет с Серым.

И Павел никогда ее больше не увидит. Вот и хорошо. И наплевать ему на этого Серого. Пусть она катится со своим Серым на все четыре стороны…

Интересно, а в какую сторону они покатятся, действительно? Второй час ночи. Значит, или к нему домой — или к ней домой. Машина под рукой, так что вполне можно проследить… Просто так, из академического интереса. Никаких других интересов у него в этом деле нет.

Так, время от времени напоминая себе, что никаких других интересов у него в этом деле нет, Павел уже быстренько прикидывал план действий. Андрюша забыл принести Зоин плащ, поэтому минут пять форы есть: пока за плащом будут ходить, да пока деньги Андрюша ей передавать будет, да пока она их сосчитает… За это время вполне можно успеть тихо выйти к машине, без паники завестись, вылезти со стоянки — страшно неудобно все здесь устроено — и даже, может быть, получится вычислить машину этого Серого и незаметно поглядеть со стороны на него самого. Просто интересно. Почему бы и не поглядеть на самого крутого в этой дыре Серого, с которым абсолютно никто связываться не хочет? Если не считать Зои, конечно.

Павел нейтрально кивнул Андрюше, спокойно повернулся и неторопливо пошел к выходу, всей кожей ощущая момент, когда Зоя вышла из бара в холл. Стараясь не задерживать шаг и не оглядываться, он сунул в руку неподвижному, как восковая кукла, швейцару первую попавшуюся в кармане пиджака купюру, и выходя в услужливо распахнутые двери, успел услышать голос Зои:

— Плащ ты, конечно, забыл? Ладно, стой смирно, я сама сбегаю…