Лихое время

Угроза самосуда заставила окаменеть лица молоденьких курсантов милицейской школы, стоявших в оцеплении. На мгновение, казалось, гвалт стих. Но это только показалось – всё обошлось, и порядком струхнувших арестантов не менее обеспокоенные конвоиры шустро завели в здание.

Минут через пятнадцать привели ещё одну группу, числом в три десятка, но уже без кандалов, потом ещё одну – остальных, среди которых выделялись арестантки-женщины. Народ за оцеплением продолжал улюлюкать и выкрикивать проклятия до тех пор, пока подсудимые не скрылись в дверях. Потом все стихли, подбираясь поближе. Каждому хотелось оказаться сейчас в зале судебного разбирательства.

– Граждане! Напирать бесполезно! Прошу осадить назад! – раздался громовой голос вышедшего на высокое и просторное крыльцо Нарсоба милицейского начальника. – Вход будет производиться только и исключительно по билетам! Прошу осадить!

Подтянувшийся в эту минуту от гостиницы «Селект» конный полуэскадрон милиции подействовал на толпу отрезвляюще. Смородников несколькими энергичными командами образовал широкий коридор, через который тут же стали пропускать в здание вначале обладателей именных билетов, а потом и разовых. Увы, процедура затягивалась, её даже пришлось два раза прерывать – для пропуска прибывших с укоренившейся начальственной задержкой нескольких членов правительства ДВР и других высоких официальных лиц.

Наконец, только около одиннадцати часов, двери закрылись, на ступенях расположился ещё один пост, а в зале Народного собрания началось первое заседание Высшего Кассационного суда Дальневосточной республики.

«Подсудимые занимают все ложи в зале – с восточной стороны, – строчил крупным размашистым почерком в толстенном и большом блокноте сидевший рядом с Абрамовым репортер „Дальне-Восточного телеграфа“. – В первой ложе – „головка“ шайки – все закованные. Это старые рецидивисты, судившиеся не раз за кражи, разбои и убийства. Типичные лица преступников. Угрюмые – с тупым и равнодушным взглядом. Во второй и третьей ложах – „пособники“, одеты все в синие арестантские халаты. Среди них много молодых. Тяжелое впечатление производит обв. Мазолевский. До открытия судебного заседания – он все время стоит, уставившись тупым и бессмысленным взглядом в одну точку…»

Репортер уже оперировал фамилиями и насыщал будущий материал подробностями, используя начальную процедуру процесса – представление состава суда, сторон, участвующих в процессе, прочих обязательных формальностей.

Наконец, дело пошло для собравшейся в зале публики поинтереснее: председатель суда, как это положено по канонам судопроизводства, начал опрашивать подсудимых по их анкетным данным. Теперь ранее услышанные или вычитанные в газетах фамилии бандитов обретали плоть. Карандаш репортера лихорадочно забегал по грубой бумаге: «…В четвертой ложе – обвиняемые женщины и закованный по рукам и ногам – один из главарей шайки и помощник Ленкова БАГРОВ. Это молодой парень с полуинтеллигентным лицом. Часто улыбается и переговаривается с соседями. Держит себя довольно независимо. Он изолирован от всех обвиняемых, т. к. выдал почти всю шайку. Впечатление производит неприятное – выражение лица жестокое и злобно-хитрое… В последней ложе – обвиняемые, находящиеся на поруках… Много свидетелей, заполняют почти половину зрительного зала. Зал переполнен публикой…»

Да, в зале присутствовало куда как больше народу, чем предполагалось, исходя из числа билетов. Цепочки вооружённых винтовками охранников отделяли ложи подсудимых от окон, публики и сцены, где за длинным столом, покрытым зелёным сукном, расположились председательствующий и двое членов суда. У сцены, напротив друг друга, – столы обвинения и защиты. К процессу суд допустил из десяти девятерых защитников: судебный поверенный Усанович накануне первого заседания внезапно взял самоотвод.