Лихоманка

Ладно, не обращай внимания на иронию, неуместно, конечно.

Все хотел спросить. Простая, в общем-то, вещь. В каких ты был отношениях с Машенькой? Насколько вы были близки? Понимали друг друга с полуслова, со взгляда или так, хи-хи, ха-ха, улыбочки, шуточки на гормональном уровне?

Мне это важно. Вы дышали одним дыханием или были настолько молоды и неопытны, что за вечными насмешками и иронией скрывали даже от самих себя подлинность ваших отношений? Или вообще, „отношение“ было только с твоей стороны? Мне многое нужно понять.

У нее теперь не спросишь, раньше как-то не до того было, теперь, теперь невозможно по причине наличия ее отсутствия.

И у тебя тоже теперь спросить не получается. Ты перестал выходить на связь. Может, так и надо. Может быть.

Только знай, сынок. Мне тебя очень не хватает. Я скучаю по тебе.

Ты больше не являешься, даже не снишься ночами. По-своему, это даже благородно с твоей стороны.

Наверное, ты прав. Так и надо. Каждому свое.

Я выздоровел, сынок! Окончательно!».

Перед выходом с кладбища, уже почти у центральных ворот асфальтовая дорога делает небольшой подъем. Здесь, чуть справа от центральной линии, для посетителей организована небольшая площадка для отдыха. Многие здесь сидят на скамеечках, в ожидании автобуса. Или просто собираются с силами, перед тем, как покинуть оставленных здесь родных и близких.

В тот день Шагин и Лида, не сговариваясь, свернули на площадку, присели на одну из свободных скамеек.

Долго молчали.

— Мистраль! — неожиданно тихо сказала Лида.

— Что-о!? — потрясенно переспросил Шагин.

— Мистраль. Ветер. Раз в год прилетает к ним с Адриатического моря.

Шагин, нахмурившись, напряженно всматривался в лицо жены. Ее светлые волосы с заметной проседью и в самом деле слегка шевелил легкий ветер.

Валерий Шагин не ощущал никакого ветра. В воздухе не было ни малейшего движения. Он сбоку смотрел на жену, будто видел ее впервые.