Лихорадка

— Я рад, что хотя бы у кого-то еще осталось чувство юмора, — сказал Макнелли, когда несколько минут спустя они с Клэр вышли из бокса. — В последнее время здесь что-то мрачновато. — Он остановился у поста медсестер и оглядел стройный ряд мониторов. — Не знаю, где будем размещать новых больных, если вдруг поступят.

Клэр удивилась, увидев сразу восемь кардиограмм, бегущих по экранам. Не веря глазам своим, она обернулась и оглядела отделение интенсивной терапии.

Все койки заняты.

— Что же такое творится? — поразилась она. — Ведь еще утром, когда я делала обход, здесь был только один мой пациент.

— Все началось в мою смену. Сначала привезли маленькую девочку с травмой черепа. Потом была авария на шоссе Барнстаун. Следом какой-то полоумный ребенок поджег свой дом. — Макнелли покачал головой. — И так весь день, без конца — пациенты все прибывают.

— Доктор Макнелли, в реанимацию, — заговорило больничное радио. — Доктор Макнелли, в реанимацию.

Он вздохнул и повернулся, собираясь идти.

— Должно быть, полнолуние.

Ной скинул куртку и бросил ее на валун. От гранитного камня шло тепло, накопившееся за солнечный день. Он прищурился и посмотрел на озеро. Ветра не было, и в водной глади, как в зеркале, отражались небо и голые деревья.

— Так хочется, чтобы снова было лето, — вздохнула Амелия.

Он повернулся к ней. Девочка уселась на самом высоком камне, уперев подбородок в обтянутые голубыми джинсами колени. Светлые волосы были убраны за ухо, и на виске просматривалась полоска заживающей раны. Ной внезапно подумал: а вдруг у нее останется шрам, и ему даже захотелось, чтобы остался — пусть крохотный, зато она никогда его не забудет. Каждое утро, глядя в зеркало, она будет видеть этот след от пули и вспоминать Ноя Эллиота. Амелия подставила солнцу лицо.

— Как было бы хорошо пропустить зиму. Хотя бы одну.

Он вскарабкался к ней на камень и устроился рядом. Не слишком близко, но и не далеко. Почти касаясь ее.

— Не знаю почему, но мне хочется зимы.

— Ты даже не представляешь, каково здесь зимой.

— Что ты имеешь в виду?

Она посмотрела на озеро, и в ее взгляде мелькнул ужас.

— Через несколько недель оно начнет покрываться льдом. Сначала появятся ледяные островки вдоль берега. А к декабрю вода полностью затянется льдом, таким толстым, что по нему можно будет ходить. И тогда по ночам начнут раздаваться эти звуки.

— Какие звуки?

— Как будто кто-то стонет. Будто кому-то больно.

Он засмеялся, но, перехватив ее взгляд, тут же умолк.

— Ты мне не веришь, да? — спросила она. — Иногда я просыпаюсь, и мне кажется, что это кошмарный сон. А это просто озеро. Оно издает эти жуткие звуки.

— Разве это возможно?

— Госпожа Горацио говорит… — Она запнулась, вспомнив, что госпожа Горацио умерла. Она снова устремила взгляд на озеро. — Это все из-за льда. Вода замерзает и расширяется. Она все время бьется, бьется о берега, пытаясь вырваться, но не может, потому что скована льдом. И вот тогда слышен стон. Давление воды все нарастает, нарастает, и озеро уже не может выдержать такой нагрузки. И в конце концов лед трескается. — Она пробормотала: — Неудивительно, что озеро издает такие жуткие звуки.

Ной попытался представить, как водоем будет выглядеть в январе. Берега укроются снегом, а вода превратится в сверкающее полотно льда. Но сегодня яркое солнце так слепило глаза, а от камней исходило такое тепло, что думалось только о лете.

— А куда деваются лягушки? — поинтересовался он.

Амелия повернулась к нему.

— Что?

— Лягушки. И рыба, и все остальное. Ну, утки, понятное дело, мигрируют, улетают в теплые края. Но что делать лягушкам? Как ты думаешь, может, они просто замерзают и превращаются в зеленое мороженое?

Он хотел рассмешить ее и обрадовался, увидев, что на лице девочки появилась улыбка.

— Дурачок! Они не превращаются в мороженое. Они зарываются в ил на самом дне. — Взяв камешек, Амелия бросила его в воду. — Раньше здесь было полно лягушек. Помню, когда я была маленькой, мы собирали их ведрами.

— Раньше?

— Сейчас их не так много осталось. Госпожа Горацио говорит… — И снова пауза — воспоминания об утрате. Она опять вздохнула, а потом продолжила: — Она говорила, что это из-за кислотных дождей.

— Но летом они постоянно квакали. Я часто сидел здесь и слушал.

— Жалко, что тогда я о тебе не знала, — печально произнесла она.

— А я о тебе знал.

Она удивленно посмотрела на него. Чувствуя, что краснеет, Ной опустил взгляд.

— Я все время наблюдал за тобой в школе, — признался он. — Постоянно смотрел на тебя в столовой. Просто ты не замечала. — Его лицо запылало еще сильнее, и он поднялся, стараясь смотреть на воду, а не на девочку. — А ты купаешься? Я приходил сюда каждый день.

— Да сюда все ребята приходят.

— А где же ты была этим летом?

Она пожала плечами.

— У меня болели уши. Доктор запретил мне купаться.

— Облом.

Некоторое время они молчали.

— Ной! — окликнула она его.

— Да?

— Тебе когда-нибудь хотелось… не идти домой?

— Ты имеешь в виду, сбежать из дома?

— Нет, скорее, быть подальше.

— Подальше от чего?

Амелия не ответила. Когда Ной повернулся к ней, она уже поднялась на ноги и стояла, прижав руки к груди.