Лихорадка

Наконец тосты выпрыгнули. Ной кинул их на тарелку и уселся за стол. Клэр с изумлением наблюдала за тем, как он взял нож и принялся резать тосты на мелкие-мелкие кусочки. Странно, никогда прежде он так не делал. «Наверное, вымещает свою ярость, — решила она. — На хлебе».

— Похоже, моя мамочка не такая уж безупречная, — заявил он, и Клэр вспыхнула, задетая его жестоким замечанием. — Ты все время говоришь, чтобы я не ввязывался в истории. Но ведь у меня никто не остается ночевать.

— Он просто друг, Ной. Я же имею право дружить с кем-нибудь, верно? — И неосторожно добавила: — Я даже имею право встречаться с мужчинами.

— Что ж, вперед!

— Через четыре года ты станешь студентом колледжа. У тебя будет своя жизнь. Почему я не могу иметь свою?

Ной подошел к мойке.

— Ты думаешь, у меня есть жизнь? — Он рассмеялся. — Да у меня сплошной испытательный срок. За мной же постоянно наблюдают. Все кому не лень.

— Что ты имеешь в виду?

— Учителя смотрят на меня так, будто я уголовник. Только и ждут, когда я что-нибудь выкину.

— Ты что-нибудь натворил? Что привлекло их внимание?

Взъярившись, он повернулся лицом к Клэр.

— Да, это я виноват! Всегда виноват только я!

— Ной, ты от меня что-то скрываешь?

Он со злостью схватил две кофейные чашки и швырнул их в мойку.

— Вот, ты уже считаешь, я что-то натворил! Ты никогда не бываешь довольна. Как бы я ни старался.

— Только не надо жаловаться на то, что ты обязан вести себя безупречно. Я тоже не имею права на ошибку. Ни как мать, ни как врач, и мне от этого тоже бывает тошно. Тем более что, как бы я ни старалась, ты всегда меня в чем-нибудь обвиняешь.

— Я тебя обвиняю только в том, — выпалил он в ответ, — что ты затащила меня в эту дыру.

Он демонстративно вышел из дома, так громко хлопнув дверью, что эхо еще долго висело в тишине.

Клэр потянулась к чашке с еле теплым кофе и остервенело глотнула, чувствуя, как дрожат руки. Что это было? Откуда такая ярость? Да, в прошлом они спорили, ссорились, но никогда еще он не пытался нарочно обидеть ее. Никогда еще не ранил ее так глубоко.

До ее слуха донеслось фырчанье отъезжавшего школьного автобуса.

Она посмотрела на тарелку сына, на оставшийся несъеденным тост. Он был изрезан на мельчайшие кусочки.

* * *

— Ему здесь не место, доктор Эллиот, — заявила старшая медсестра.

Эйлин Калкин, невысокая и коренастая, с зычным голосом и опытом работы в армейской медицинской службе, неизменно вызывала всеобщее уважение. Врачи всегда прислушивались к тому, что она говорила.

Хотя Клэр была занята — в очередной раз изучала карту Скотти Брэкстона, — она отложила бумаги в сторону и повернулась к Эйлин.

— Сегодня я еще не осматривала Скотти, — сообщила она. — Что, возникли новые проблемы?

— Даже после назначенной вами дополнительной инъекции снотворного в полночь, он так и не уснул. Сейчас он спокоен, но ночью так и не заснул, все время кричал — требовал от охранника, чтобы тот снял с него наручники. Перебудил других пациентов. Доктор Эллиот, этого мальчика необходимо поместить либо в тюрьму для малолетних, либо в психиатрическую клинику. Держать его в больнице невозможно.

— Но я еще не закончила исследования. Анализы по-прежнему в работе.

— Но, если состояние стабильно, разве его нельзя перевезти? Сестры боятся зайти в палату. Они даже не могут сменить ему белье, ведь нужно, чтобы в это время еще трое его держали. Необходимо перевезти его отсюда, и чем скорее, тем лучше.

«Пора принимать решение», — размышляла Клэр, направляясь по коридору в палату Скотти. Если не удастся диагностировать болезнь, угрожающую его жизни, держать его в больнице не получится.

— Доброе утро, док, — кивнув, приветствовал Клэр полицейский, который стоял у входа в палату Скотти Брэкстона.

— Доброе утро. Я так понимаю, он задал вам хлопот.

— Вот уже час как успокоился. С тех пор ни разу не пикнул.

— Мне нужно снова осмотреть его. Вы не могли бы постоять рядом на всякий случай?

— Ясное дело. — Он толкнул дверь и, шагнув в палату, застыл как вкопанный. — Боже правый!

Поначалу Клэр отметила лишь ужас в его голосе. А потом, опережая охранника, рванула в палату. Ее обдало волной холодного воздуха из раскрытого окна, а потом она увидела кровь. Ею была закапана пустая кровать, забрызганы почти вся подушка и одеяло; ею был залит наручник, свисавший с края кровати. На полу, прямо под наручником, собралась красная лужица. Кусок человеческой плоти, валявшийся у края этой лужи, трудно было идентифицировать, если бы не ноготь и белая култышка кости, торчавшие из него. Большой палец мальчика; он отгрыз его.

Застонав, полицейский опустился на пол и уронил голову на колени.

— Господи, — продолжал бормотать он, — Господи…

На полу Клэр заметила отпечатки босых ног. Она подбежала к открытому окну и выглянула наружу, осмотрев землю с высоты второго этажа.

Под окном виднелось месиво из снега и крови. Кровавые следы уходили от здания в сторону леса, который тянулся по периметру больничных владений.

— Он ушел в лес! — воскликнула Клэр и бросилась из палаты к лестнице.