Лихорадка

Мэдди переползает ко мне и садится на корточки. Она кажется крошкой, заглядывающей в глубокий омут, а я погружаюсь на самое дно этого омута. Веки у меня тяжелеют. Я смотрю, как она начинает расплываться, а потом исчезает, унося с собой песню и ее сердце.

— … ейн. Рейн!

Что-то едкое булькает в горле, мне плохо. Чьи-то руки подхватывают меня под мышки и вытаскивают из омута как раз вовремя, ибо меня тошнит прямо на собственные колени. Я задыхаюсь и давлюсь жгучей массой.

— Вот так, — воркует Клэр, вытирая мне лицо влажной тканью. — Выдай все.

Наверное, это был мой завтрак. Когда я открываю глаза, кажется, что кто-то намазал их жирной мазью. Меня снова выворачивает, а когда все заканчивается, меня укладывают на бок. Клэр говорит:

— Дайте девушке отдышаться. Разойдитесь.

Сайлас и Габриель что-то говорят, но я не могу разобрать ни слова. Тоненькие холодные пальчики скользят по моему лбу. Мэдди. Как мадам могла бить эту безобидную кроху?

Нина наклоняется ниже.

— Ты ее испугала, — шепчет она, выступая в роли голоса Мэдди. — Она решила, что испортила тебя.

— Это не она, — бормочу я. Голос у меня ужасно слабый, и я боюсь, что его не расслышат. — Не она. Это сделал другой человек.

Дальше все в тумане. Кто-то относит меня наверх, потом я смутно понимаю, что лежу в прохладной ванне. Затем — мягкое полотенце и жесткий матрас. Что-то прохладное лежит у меня на лбу. Пакет со льдом: я слышу, как льдинки стучат, словно камушки. Морозный запах пакета бьет мне в нос, но в целом становится легче.

— Отдыхай, — шепчет кто-то, и я слушаюсь.

Когда я просыпаюсь, за окном ночь. Слышно, как тихо переговариваются дети, а Клэр говорит им:

— Тс-с!

Я лежу на кровати Сайласа. Голова словно набита ватой. Смотрю на циферблат настольных часов, но не могу ничего понять.

— Проснулась? — спрашивает Габриель, поднимая взгляд от горы бумаг.

Я с трудом приподнимаюсь на локте. В голове что-то злобно жужжит.

— Что случилось?

— Клэр сказала, это был какой-то припадок, — отвечает он очень мягко. — Но она просто предположила. Ты лежала на полу, вся красная от жара, и нам никак не удавалось привести тебя в сознание. — Габриель поднимает какой-то медицинский журнал, по его лицу ничего понять нельзя. — Наверное, тебе будет интересно узнать, что это не похоже не только на припадок, но и вообще ни на одно известное заболевание.

Я снова ложусь и тру глаза ладонями, пытаясь унять жужжание. «Думай!» — приказываю я себе. Не может быть, чтобы дочь двух ученых не смогла справиться с такой проблемой. Но я никогда не была столь умной, как мои мама и папа. Мне вспоминаются только записи брата, каракули на обгоревших и смятых листках. Он составлял список, пытаясь что-то понять. Мы с братом участвуем в разных сражениях. Если бы мы смогли оказаться вместе, возможно, нашли бы ответ.

— Нам надо уходить, — говорю я, пытаясь избавиться от хрипоты в голосе.

Габриель смотрит на меня с надеждой.

— Обратно в особняк?

— Искать моего брата.

Габриель качает головой:

— Сейчас главное не это.

— Как ты можешь так говорить!

— Ты же умираешь! — взрывается он. Наступает тишина. Габриель виновато смотрит в открытую книгу. Ясно, что он не собирался этого говорить, но именно так он и думает. Спустя несколько секунд тихо повторяет: — Ты умираешь, и я не собираюсь сидеть и смотреть, не пытаясь ничего предпринять.

Я приподнимаюсь. Кажется, что вся моя кровь превратилась в песок. Я — песочные часы. Песок стремительно вытекает из головы, мне слышен его шорох.

— Возможно, Роуэн помог бы мне, — говорю я.

— Возможно, — отвечает Габриель. — Но ты здесь, мы не знаем, где он, и у нас нет времени на то, чтобы разыскивать его по всей стране.

С этим не поспоришь. Я открываю было рот, но слова отказываются слетать с моих губ. «Еще немного времени. Мне просто нужно еще немного времени». Я понимаю, что Габриель прав. Я понимаю, что разгадка происходящего может находиться именно там, откуда я сбежала. Я знаю, что мой сумасшедший свекор способен творить чудеса, точно так же, как способен убить младенца или непокорную жену собственного сына.

Как я оказалась во власти такого человека? Какое преступление я должна была совершить в моем прошлом воплощении, чтобы заслужить интерес Вона?

— Тогда пусть будет врач, — не сдаюсь я. — Или шаман. Прорицатель! Кто угодно!

Кровать накреняется, и я хватаюсь за ее края. Габриель замечает это и помогает мне лечь. Он подтыкает под меня одеяло, словно я маленький ребенок.

Воображаю, будто я снова в особняке. Не как пленница Вона, а как жена Линдена. Я лежу на шелковом белье, среди пуховых подушек. Мои сестры по мужу спят чуть дальше по коридору. Надо замереть. Прислушаться. Я смогу услышать их дыхание. А Габриель только что принес мне завтрак. Солнце еще не встало, пустые коридоры наполнены тикающими часами и клубами дыма от палочек с благовониями, которые догорели в самом конце ночи. Позже будут батуты, цветущие апельсиновые деревья и ярко-оранжевые карпы кои, помавающие хвостами, к вящему моему удовольствию. Бояться нечего. Со всеми все благополучно.