Я тоже ее ощущала, спешащую к нам, как будто она знала, что стоит ей поторопиться, то может застать нас со спущенными штанами, а я не определилась и всех подставляла, моей неспособностью принять решение.
Я двинулась к Исле, пропуская цепочку сквозь пальцы. Как я могу признать, что не буду принимать участия в этой войне? Я готовилась к ней. Я была готова. Но здесь стоит она, говорит, что мне не нужно беспокоиться. Я не обрекаю мир на гибель, и мне не нужно его спасать. Что были другие, более подготовленные к этому моменту.
Это нереальное чувство вернулось. И что это за гул в ушах? Мне кажется, что я слышала рев Бэрронса, но каждый раз, когда я смотрела на него, он не произносил, ни слова. — Мне нужно заклинание из Книги, — сказала я.
— Как только она будет заперта, мы сможем получить все, что нужно. Питер знает Первый язык. Такой язык, твой отец и я встречали, работая над древними манускриптами.
Я смотрела на ее лицо, как на свое собственное, но более постаревшее, более мудрое, более зрелое. Я хотела это сказать, я должна была сделать это, хоть раз. Такого шанса у меня больше не будет. — Мама, — попробовала я слово на языке.
Дрожащая, сияющая улыбка изогнула ее губы. — Моя дорогая, любимая МакКайла, — воскликнула она.
Мне так хотелось коснуться ее, очутиться в ее объятиях, вдохнуть аромат моей матери и знать, что я ее. Я фокусируюсь на своей единственной памяти о ней, доселе глубоко похороненной. С огромным трудом сосредоточившись на ней, я удивляюсь, откуда оно появилось. Поверить не могу, что не забыла это за все прошедшие годы. Как мой детский мозг смог выцепить единственный кадр: Исла О’Коннор и Питер, смотрящие на нас со слезами на глазах. Они стояли у синего фургона и махали нам на прощание. Лил дождь и кто-то держал над моей коляской ярко-розовый зонтик с нарисованными на нем зелеными цветами, но холодный ветер разгонял под ним туман. Я молотила своими крохотными замерзшими кулачками и плакала, Исла тут же отстранилась от Питера, чтобы надежнее подоткнуть мне одеяльце.
— О милая, это было самое тяжелое для меня, оставить Вас в тот дождливый день и позволить Вам уйти! Когда я отдавала Вас, мне так отчаянно хотелось Вас обнять, чтобы Вы остались с нами навсегда!
— Я помню зонтик, — сказала я. — Думаю, что именно тогда мне и привилась любовь к розовому.
Она кивнула с горящими глазами.
— Он был ярко розовый с зелеными цветами.
Слезы жгли мои глаза. Я смотрела на нее в течение долгого времени, запоминая ее лицо.
Исла распахнула объятия.
— Моя доченька, моя прелестная маленькая девочка!
Сладостно-горькие эмоции затопили меня, когда я поддалась навстречу рукам моей матери. И как только они теплом и утешением сомкнулись на мне — я начала рыдать.
Она погладила меня по волосам и прошептала:
— Тише дорогая, все в порядке. Мы с отцом теперь здесь. Ни о чем не волнуйся. Все хорошо. Теперь мы снова вместе.
Я громче зарыдала. Потому что могла видеть правду. В такие моменты это причиняло много боли.
И в тоже время было слишком идеально.
Руки моей матери обнимали меня за шею. Она приятно пахла, как Алина — персиковыми свечами и духами Бьютифул.
И не было ни одного воспоминания об этой женщине.
Не было никакого синего фургона. Никакого розового зонтика. И вообще дождя в тот день.
Я вытащила копье из своей кобуры и втиснула его между нами.
Прямо в сердце Ислы О’Коннор.
Глава 47
Исла резко вздохнула от боли и одеревенела в моих руках, хватаясь за мою шею.
— Дорогая? — в мои глаза смотрели пустые, растерянные, голубые глаза Ислы.
— Ты тупая никчемная сука! — в мои глаза смотрели умные, взбешенные, с жестокой яростью голубые глаза Ровены.
— Как ты могла так поступить со мной? — плакала Исла.
— Если бы я убила тебя той ночью в пабе! — брызжа кровавой слюной, плевалась Ровена.
— МакКайла, моя дорогая, милая доченька, что же ты наделала?
— Охх, это ты во всем виновата! — бранилась Ровена. — Ты долбанная О’Коннор, никому не приносящая ничего, кроме проблем и неудачи!
Я чувствовала, как подгибались ее ноги, но чтобы не упасть, она хваталась за мои плечи. Она была упорной старой каргой.
Я содрогнулась. Получается, я никогда не разговаривала с Ислой. Все это время — это была Ровена, которой завладела Синсар Дабх. Но теперь она умирала, и способность Книги убедительно поддерживать иллюзию истощалась вместе с ней. Она мигала туда и обратно между иллюзией Ислы и реальностью Ровены.
— Ты убила мою сестру? — Я так резко встряхнула старуху, что из ее тугого пучка рассыпались волосы.
— Дэни убила твою сестру. А вы двое были всегда так милы друг с другом. О-о-о, я предполагаю, теперь ты так не считаешь! — закудахтала она.
Я использовала Глас: — Это ты заставила её это сделать?
Она корчилась, кривя рот. Пытаясь мне не отвечать. Она хотела, чтобы я страдала.
— Д-д-д-а-а-а! — слово с шипением вырвалось против ее воли. Я надеялась это больно.
— Ты использовала свой дар психологического принуждения, чтобы заставить ее?
Ее челюсти сжалась до хруста, и прищурились глаза. Я повторила вопрос, окна задребезжали от грохота многослойного принуждения.