Теперь я никогда не упокою ребенка Бэрронса. Никогда не освобожу этого мужчину.
«Уничтожу тебя, сука! Это не конец. Никогда не наступит конец!»
Еще четыре руны и Синсар Дабх замолчала.
Я присела на корточки. Мои руки дрожали, я обессилила, мои щеки были мокрыми от слез.
Я положила руку на обложку, чтобы убедиться, что ощущаю, как она заключена — по крайней мере, до того как мы ее переправим в аббатство — когда невидимый барьер сдерживающий Иерихона испарился.
Затем я оказалась в его руках, и он целовал меня, и все о чем я могла думать, что я сделала это. Я выжила, но какой ценой?
С того дня, когда я встретила его, он существовал ради одного и только ради одного. Он охотился за ней на протяжении тысячи лет так целеустремленно.
Я была женщиной, которую он знал, всего несколько месяцев. Что я могла для него значить по сравнению с этим?
Глава 49
Шокированные известием, о смерти Ровены, все выжившие члены Хевена уставились на объявившегося с Книгой Драстена МакКелтора — и да, Джо была одной из тех, кто распечатал защитную систему, открывая коридор обеспечивающий доступ в камеру, в которой изначально была захоронена Синсар Дабх.
Я была на взводе, когда ее нес Драстен. Я не хотела, чтобы ее вообще кто-то больше касался когда-либо. Как и я сама. Если бы я сделала это снова, то задумала бы найти нужное заклинание для Бэрронса, находясь так близко от него, и все же, все что я сделала — это подняла ее и покрыла…
Я встряхнула головой, выбрасывая эти мысли из головы.
Я сделала свою часть работы. Она была здесь, и теперь это на их совести. Я поехала с Келтарами в аббатство только в качестве меры предосторожности. С трудом верится, что почти все закончено. Я не могла отделаться от чувства, что один ботинок еще не упал. В кино, злодей всегда дергается в последний момент, так что мои нервы были на пределе, ожидая этого момента.
Джо с другими членами Хевена возглавляли процессию в недры каменной крепости, за ними следовали Риодан и все остальные. Друиды Келтары шли следом. Бэрронс и я и Кэт с пол дюжиной ши-видящих замыкали шествие. В любой момент могли просеяться В’лейн и его Светлые.
Я тщательно следила за Книгой, которую нес Драстен вниз по коридору, — мимо, теперь уже молчащего образа Ислы О’Коннор на которую я едва могла смотреть, — в подземную камеру, вниз по лестнице, в другую камеру, и опять вниз по лестницам.
Я перестала считать переходы после десятого. Здесь было глубоко, я снова находилась под землей.
Я все ждала, что Книга как-то почувствует, что она приближается к тому месту, где она так долго была заперта и сделает последний смертельный рывок по мою душу. Или тело.
Я взглянула на Бэрронса, — Скажи, что ты не слышишь, как…
— Поет полная леди?
Я любила это в нем. Он понимает меня. Мне даже не нужно заканчивать фразу.
— Какие идеи? — спросила я.
— Ни одной.
— Мы параноики?
— Возможно. Трудно сказать. — Он посмотрел на меня. Хоть глаза его ничего и не спрашивали, но я знала, что он хотел знать все, что случилось в то время, когда я боролась с Книгой, но он не станет спрашивать, пока мы не останемся наедине. Все это время, Синсар Дабх играла со мной в свои игры в моей голове, и все, что он мог видеть это меня, стоящую в тишине с Ровеной; меня, убивающую Ровену, потом, стоящую в тишине рядом с Книгой. Иллюзии, которые она ткала вокруг меня, происходили только в моей голове. Со стороны сражения не было видно, но оно было самым, что ни на есть настоящим.
Он был безмолвным вулканом, на грани извержения, все это время. С тех пор, как сдерживающий его барьер разрушился, он не переставал меня касаться. Я впитывала это. Кто бы мог подумать, что он так скоро станет испытывать чувства ко мне.
«Я не мог до тебя добраться», взорвался он, когда, наконец, смог оторваться от поцелуя, на время достаточное чтобы это сказать.
«Но тебе удалось. Я услышала твой рев. Он и помог мне удержаться на плаву. Ты добрался».
«Я не мог тебя спасти». Весь его вид выдавал абсолютную ярость.
Как и я, не смогла спасти его. Но я совершенно не торопилась сообщать ему об этом.
«Ты получила его? Заклинание уничтожения?»
Древние глаза уставились на меня, наполненные древней печалью. И чем-то еще. Чем-то таким чуждым и неожиданным что я чуть не заплакала. Я многое видела в его глазах с того момента, как познакомилась с ним: похоть, веселье, симпатию, насмешку, внимание, ярость. Но я никогда не видела этого.
Надежда. У Иерихона Бэрронса была надежда, и ею — была я.
«Да», солгала я. «Получила».
Я никогда не забуду его улыбку. Она осветила его изнутри.