— Ты уходишь, — прошептала она, — сердце моё неспокойно от этого.
— Слёз твоих это не стоит, — серьёзно сказал он.
Девушка уткнулась в его грудь и разрыдалась.
— Братья мои… не вернулись… ни один… — сбивчиво говорила она.
— Любава, мы воины, каждая битва может стать последней, такова наша судьба, но это не значит, что я к Маре в объятия спешу, — говорил Волот, гладя волнистый чёрный шёлк её волос.
Успокаивающего эффекта его речь на девушку не произвела, но осознание того, что он дорог этой красавице побуждало воина сделать важный в своей жизни шаг.
— Идём, — сказал он и потащил горемыку за собой.
Каменная ладонь скалы впитывала в себя горячее дыхание Ярилы, ёжась от щекотящих угловатое тело тонких пальцев пенного моря. На этом безлюдном плато, укрывшись от любопытных глаз, расположилась красивая пара. Парень сжимал в ладонях тонкие девичьи кисти и пытался собрать роящиеся в голове мысли, воплощая их в слова.
— Я хотел тебе об этом после битвы сказать, но тогда у тебя не будет времени подумать, — выдал он, утопая в синих бездонных глазах. — Любава, на той скале, ты украла моё сердце… и душу. Я многое повидал за свою жизнь и мне уже достаточно лет, чтобы отличить настоящую любовь от увлечения. Выходи за меня, Любава.
Девушка округлила свои и без того большие глаза и слегка приоткрыла от удивления ротик, пытаясь найти силы ответить.
— Я всё равно уйду, Любава, — сказал витязь, не дождавшись ответа, — не к Маре, так в Камул.
— Зовёшь меня с собой? — пролепетала чернявая.
— В случае Камула, — улыбнувшись, уточнил он.
— А мои родители?
— С нами, — не видел проблемы воин. — Я понимаю, что тебе тяжело на это решиться, поэтому не отвечай пока. Подумай, прислушайся к себе. Если я вернусь, и сердце твоё дрогнет, то ты мне не откажешь, а если места эти тебя сильнее держат, то я не буду тебе душу рвать.
Тонкие пальцы скользнули по небритым щекам, девушка заглянула в дымку его глаз и, встав на цыпочки, приблизилась к его лицу.
— Ты спутал мои мысли, витязь, — шепнули алые губы и коснулись губ воина.
Крепкие руки прижали хрупкое девичье тело к каменной груди, сердца бешено колотились, а объятия не спешили разрываться.
— Я пойду за тобой, куда угодно, даже к Маре, — заявила Любава.
— Не нужно к Маре, — улыбнулся Волот, убрав чёрные кольца с фарфорового личика.
Лиловой вуалью укрылось оставляемое Хорсом небо, Дивия явила свой бледный лик, но власть у брата ещё не переняла. Дети Рода смотрели как воины тархтарских дружин складывали высокий костёр, чтобы воззвать к Творцу*. Могучее пламя обвило столбы и пыталось своими жёлто-красными языками достать до нежной кожи темнеющего неба. Поленья трещали, и сотни золотых искр рассыпались по перекопанной плоти земли. Воины и миряне стояли вокруг костра, низкий голос воеводы читал молитву Великому Отцу, высокий витязь размеренно бил в бубен, вслушиваясь в глухой звук.
— Роде Могучий! — взывал Демир — Ты есть Творец Яви, Нави и Прави, Ты сотворил с Рожаницами Род Небесный и род Земной. Славу Тебе творим, как дети Твои кровные. Славим Солнце-Тарха, который всходит над Землей-Макошью каждое утро, лучом золотым насыщает и согревает Землю Святую, и жизнь дает роду земному – детям Богов Православных*. Пусть слава стоголосая Тарху Пресветлому летит к Ирию* и полнится там любовью детей земных. Пусть прорастет зерно Твоё в душах человеческих силой Праведной, силой святой Сварожьей*, счастьем, здоровьем и летами долгими!
Воевода перевёл взгляд на дочь, девушка подошла к деревянному изваянию Рода и поставила перед ним блюдо с крашеными яйцами и высокий кулич.
— Великий, многоликий Род! Встань во Яви, оком Прави, дланью Нави! Прими требу нашу и дай силы всем восмотрящим в твои очи! — сказала Умила, протянув руки к небу.
Тёплый ветер налетел на взывающих, поднял огненный столб ещё выше, унеся с собой серые клубы дыма, звук бубна затих, а взгляд серебристых глаз застыл на танцующем пламени. Девушка ощутила как тепло разливается по телу и пульсирует в каждой клеточке.
— Слава, Отче! — крикнула она.
— Слава, Слава, Слава! — вторили собравшиеся.
Умила подошла к брату и опустилась рядом с ним:
— Что тебе духи сказали?
— Наши предки услышали нас, — улыбнулся он, — я пробудил наш род.
Демир посмотрела на своих детей, перевёл взгляд на Баровита и Ждана, жестом позвал к себе Велибора.
— Умила и Волот, пойдёте вдвоём, возьмёте на себя османцев, что в лесу попрятались, — сказал воевода Камула, — Баровит…
— Я с первым всполохом утренней зари с отрядом своим с тыла зайду, — спокойно сказал витязь.
— Как всегда, — улыбнулась Умила.
— Ладно, — кивнул Демир и сказал своим детям, — вы не должны дать османам выйти к отрядам, осаждающим Крым.
— Да, понятно, — кивнул Волот.
— Я разобью отряд и выйду к вам, — сказал Баровит, — дождитесь меня и не полягте там.
Брат с сестрой закатили глаза, Умила показала парню язык.
— Ну, а мы с Велибором Касимовичем параллельно ударим, — ухмыльнулся батый.
— Понятно, — кивнули витязи.